Васек Трубачев и его товарищи. Книга 1

Уходя, учитель обратил внимание, что в одном месте парты слишком выдвинуты вперед, и без всякого усилия один передвинул весь ряд.

Ребята ахнули.

После уроков не хотелось расходиться по домам. Ребята шумно обсуждали каждую шутку учителя, каждый жест, улыбку, слово.

— Нет, какой силач! Силач-то какой! — с восторгом кричал Леня Белкин.

— Из всех учителей наш самый лучший! — говорили девочки.

— Он, наверно, военным был. Крепкий такой, ловкий! — предположил Одинцов.

— У него, пожалуй, не побалуешься на уроке, — опасливо сказал Русаков.

Ребята засмеялись.

— Посмотрим, — равнодушно сказал Мазин. — А что он сделает?

— Вышвырнет из класса, вот что! Видал, как парты одним махом передвинул? — смеялись ребята.

— А мне так интересно было — я все боялась, что звонок скоро, — улыбнулась Степанова.

— А Синицына-то, Синицына! — фыркнул Одинцов. — Как воды в рот набрала! А потом у доски каким-то тоненьким, не своим голосом пищала.

— Врешь! Врешь! Ничего подобного! Я ничуть не испугалась. И учитель мне ваш не понравился. Ни капельки не понравился! — прищурившись, протянула Синицына.

— Да не мо-жет быть! — растягивая слова и так же прищурившись, передразнил ее Одинцов.

— Дразнись не дразнись, а не понравился! — обернулась к нему Синицына.

— А почему не понравился? Говори почему? — подступили к ней ребята.

— Она и сама не знает, — улыбнулась Валя Степанова.

— Нет, знаю! — упрямо сказала Синицына. — Во-первых, у него к детям никакого подхода нет. А просто он с нами обращается как со взрослыми.

— Фью! — свистнул Одинцов. — Что же он, в детский сад пришел? В ладоши хлопать должен?

В класс заглянул директор.

— Леонид Тимофеевич, а у нас новый учитель! — крикнула Лида.

— Да что ты говоришь? — развел руками директор. — Как же это так? А я ничего не знаю!

Ребята дружно расхохотались.

— Я знаю, что вы знаете… — смутилась Лида, прячась за спины подруг.

Директор посмотрел на часы:

— Учитель новый, а расписание старое. Или вы решили на вторую смену остаться?

Ребята с шумом выбежали из класса.

* * *

Васек ходил за теткой, с жаром рассказывая ей про нового учителя.

— Он знаешь, тетя Дуня, сильный какой! Он взял и прямо с одного маху все парты передвинул. Силач!

— Боксер, наверно, — предположила тетка.

— Нет. Почему боксер? — растерялся Васек. — Боксер — это, знаешь, в таких перчатках борется. А он нет. Он же учитель.

— А… учитель? — складывая в корзинку вымытые ножи и вилки, рассеянно переспросила тетка. — Ну-ну… А где же это у меня ножик один? Обронила, что ли?

Она полезла под стол.

Васек присел на корточки и, приподняв скатерть, с жаром продолжал:

— У нас все ребята любят его! И не то чтобы он очень добрый, он даже улыбается редко…

— Нашла, — вылезая из-под стола, сказала тетка и вдруг озабоченно спросила: — С чего же это он все улыбается да улыбается?

— Кто?

— Да учитель ваш. Эдак и с ученья твоего мало толку будет.

— Да ну тебя! — рассердился Васек. — Я совсем наоборот говорил.

— Это что же такое «наоборот»? — сдвинув на нос очки, строго допытывалась тетка.

Васек посмотрел на нее и прыснул со смеху:

— Ой, не могу!

— Ишь, смеяться-то ты горазд, — добродушно сказала тетка. — А вот посмотрю я, как в учебе поспеваешь. Очень уж вас балуют теперь. А про учителя ты лучше отцу расскажи: он человек самостоятельный, пускай сам разбирается, кто плох, кто хорош.

Васек с хохотом выкатился в кухню:

— Таня! Я тете Дуне про учителя рассказываю, а она… она… сначала… боксером его…

Васек беззвучно затрясся от смеха. Таня взглянула на его лицо и тоже залилась смехом. Тетка вышла в кухню и, поглядев на Таню, ехидно сказала:

— Не знаю, кто из вас старше да умнее!

Но слова эти только подбавили жару в огонь. Васек и Таня смеялись уже без всякой причины, неудержимо и весело.

Павел Васильевич пришел поздно. Он был взволнован предстоящей длительной поездкой.

— Недельки на три укачу, — говорил он, глядя на Васька теплыми, озабоченными глазами. — Ты тут не скучай, Рыжик…

В этот вечер они долго разговаривали. Васек торопливо рассказывал отцу все свои новости.

Учитель по рассказам сына понравился Павлу Васильевичу.

— Вот и гляди, чтобы не ударить перед ним лицом в грязь, — поучал он.

Тетка долго не гасила свет, но вмешиваться в разговор не решалась.

Утром в доме была суматоха. Тетка собирала отца в дорогу: пекла ему пирожки, складывала в чемодан белье и метила его, чтобы оно, чего доброго, не перемешалось с чьим-нибудь чужим.

Васек ходил за отцом по пятам и ежеминутно спрашивал:

— Ты целые три недели будешь?

— Три недели.

Васек вздохнул:

— Ну ладно. Сегодня все ребята принесут в школу свои работы или коллекции. Я тоже хотел выжженную коробочку взять и мамину рамку.

Отец и сын начали разглядывать выжженные Васьком вещицы. Васек осторожно держал в руках рамку. Из рамки смотрела на него мать со своей всегдашней спокойной, милой улыбкой.

— В бумажку заверни. Не потеряй там, — сказал отец.

— Ну, что ты!

Они поглядели друг на друга. Сердце у Васька сжалось.

— Приезжай скорей, что ли, — пряча рамку, сказал он.