Васёк Трубачёв и его товарищи. Книга первая

— А я не хотела бы быть на твоём месте, Синицына, — тихо сказала Валя Степанова, складывая под подбородком ладони и крепко зажмуривая веки. — Ни за что, ни за что не хотела бы я быть на твоём месте!

— Скажите, какая артистка нашлась! «Ни за что! Ни за что»! Почему это? — передразнила её Синицына.

— Потому что ты в классе как чужая, — твёрдо сказала Валя Степанова.

— «Чужая»… — протянула Синицына, глядя на неё злыми глазами. — А ты своя?

— Она своя! Она наша! — крикнула Надя Глушкова. — И потому ей всех жалко. А тебе никого не жалко.

— А кого мне жалеть? Вот ещё! Не надо было фамилию замазывать.

— Синицына, на кого ты думаешь, говори прямо! — подбежала к ней Зорина.

— На кого думаю? Это моё дело! — сказала Синицына, уходя в класс.

— Я знаю, про кого она говорит, — хмуро сказал Медведев, поглядев вслед Синицыной. — Ладно, Митя скорей нас разберётся! А я прямо скажу: довели человека до зла. Одинцов не имел права…

— Нет, имел!

— Если дружишь, так не подводи товарища, вот что!

— Одинцов звеньевой… да ещё редактор!

— А Трубачёв — председатель совета отряда!

— Ну, и пропал он теперь!

Девочки собрались в кучку и шопотом разговаривали между собой.

— Лучше прямо сказать, чем за глаза, — слышался взволнованный голос Лиды Зориной.

— Конечно, это обидно… Надо прямо спросить, — соглашалась с ней Степанова.

— Нет, нет! Не надо! Лучше подождать. Он и сам сознается, если это он! — горячо возражали им девочки.

В коридоре показался Мазин.

Он замедлил шаг, нагнул шею, крепкой головой раздвинул ребят и уставился на газету. Потом поднял руку, почесал затылок, глубоко вобрал воздух, шумно выпустил его и, глядя себе под ноги, сказал:

— Эх, жизнь!

И тут только заметил Петю Русакова.

Петя стоял в сторонке и растерянно улыбался товарищу. Но Мазину было не до него.

— Ну как, Трубачёв пришёл? — шопотом спросил он.

— Нет ещё.

Мазин сел за свою парту.

«Если сейчас сказать про мел? Не поможет. Пропадёт заряд… Как же это он? Сгоряча, верно… Эх, ты!.. Что же теперь делать-то? Я же ему сказал: выручу, а он давай фамилию черкать. А теперь вовсе каюк будет…»

Мазин встал и, засунув руки в карманы, направился к Одинцову.

Коля Одинцов, окружённый кучкой ребят, горячо спорил с кем-то:

— А если товарищ мой человека убьёт — я тоже молчать должен?

На лбу у него выступили капли пота, лицо было серое, нос заострился.

Мазин взял его за локоть:

— Ты это ладно… потом объяснять будешь. А сейчас давай-ка… сними статью… Пусть Белкин заново перепишет.

Одинцов повернулся к Мазину.

— Ты это что, с ума сошёл? — заикаясь, спросил он.

— Нет ещё, не сошёл. Это ты… — Мазин с презрением посмотрел прямо в лицо Одинцову, но сдержался и только глухо сказал: — Давай Белкина!

— Мазин, ты что, ещё хуже хочешь сделать? — стискивая зубы, сказал Одинцов. — Всё обманом? А пионерская честь у тебя где?

— Эх ты, пионер! Пионер — это товарищ, а ты кто? — остро поблёскивая глазами, сказал Мазин.

В класс вбежал Саша. Он кого-то искал.

— Одинцов! Одинцов!

— Булгаков, видел? — подбежали к нему ребята.

— Видел… Где Одинцов?

— Саша! — Одинцов спрыгнул с парты и подошёл к товарищу.

Саша крепко сжал его руку:

— Там фамилия зачёркнута.

Одинцов усмехнулся.

— Ты думаешь, это он? — шопотом спросил Саша.

Одинцов кивнул головой.

— Что же будет, Коля? Ведь это же… совсем уже… — Саша запутался в словах. — Наверно, на сборе вопрос будет…

Саша умоляюще взглянул на Одинцова.

— Я не знаю, что делать, Саша… Понимаешь, он, верно, сгоряча, со зла, что ли, — с отчаянием сказал Одинцов. — Надо с Митей поговорить. Всё равно он узнает.

— И Сергей Николаевич узнает. Вся школа будет знать, — с испугом сказал Саша и вдруг горячо зашептал: — Я с ним в ссоре, но это ничего не значит, я буду защищать его… Я скажу, что он хороший председатель, что ребята любят его. А ты, Одинцов?

— Я тоже, конечно! Надо просить, чтобы ему только предупреждение сделали в случае чего, понимаешь?

У Саши покраснели веки:

— Ему это ужасно… Он гордый очень.

В класс вошёл Сева Малютин. В синен курточке с тугим воротником он казался очень тоненьким и бледным. На щёки его не то от длинных чёрных ресниц, не то от больших синих глаз ложилась голубоватая тень. Он оглянулся на чей-то голос и громко сказал:

— Это неправда! Он сам скажет всем, что это неправда! — Сева тяжело дышал, но голос у него был сильный и звонкий.

На минуту в классе всё стихло.

— Ручаешься? — спросил чей-то насмешливый голос.

— Ручаюсь!

Надя Глушкова подбежала к Севе:

— Малютин, не спорь! Тебе нельзя…

Петя Русаков втянул голову в плечи и боком подошёл к Мазину:

— Коля, мне нужно тебе сказать что-то…

Мазин даже не взглянул на него:

— Сядь на место, не до тебя мне!

Петя замолчал и тихонько сел на место.

«Сказать или не сказать Мазину? Ведь я же лучше хотел сделать! Я же не знал, что так выйдет, — тоскливо думал он, искоса поглядывая на Мазина. — Пусть лучше он меня по шее стукнет!»

Он снова близко придвинулся к другу:

— Мазин, слушай…

— Ты что лезешь ко мне? У меня и так в голове всё вверх тормашками! — повернулся к нему Мазин. Лицо у него было красное, сердитое.

«Потом скажу, — решил Петя. — Сейчас он, верно, придумывает что-то».