Хата Матвеича была охвачена огнём. С треском горели балки, из-под накалённой вздыбленной крыши вырывалось пламя, огонь бушевал в чёрных провалах окон, длинные красные языки лизали сухие стены. Над пасекой стоял зловещий гул — всё трещало, рушилось, разбрасывая далеко вокруг снопы искр. Всё гибло. Развесистый дуб над крыльцом стонал, как человек, качая обгорелой верхушкой; по стволу его змейками пробегали огненные искры, ветки обуглились. На молодых вишнях чёрными узелками скрутились листья; воздух стал накалённым и сухим; в густой траве был виден каждый цветок.
К хате нельзя было подойти. Натянув на голову курточки, ребята бегали вокруг пожарища.
Васёк бросался вперёд, задыхаясь от нестерпимого жара:
— Матвеич! Матвеич! Николай Григорьевич!
Мазин, чёрный от дыма, указывал на бушующее пламя. На глазах ребят стропила с треском провалились, крыша рухнула. Огонь, получивший новую пищу, забушевал ещё яростней. С шумом вырывались снопы искр, падали горящие головни.
Ребята отбежали к плетню. Мазин подошёл к товарищам.
— Кончено, — сказал он и, махнув рукой, отвернулся.
Откуда-то издалека раздался вдруг жалобный вой.
— Бобик! — догадался Васёк.
У всех мелькнула надежда. Вой повторился, но, потерявшись в шуме пожара, затих.
— Бобик! Бобинька! — кричали ребята, бегая по саду.
Обыскали кусты, бросились по тропинке к реке. По пути натыкались на опрокинутые ульи; в одном месте они были беспорядочно нагромождены друг на друга.
Васёк несколькими прыжками достиг берега. Ребята со всех сторон тоже бежали туда. Из кустов выскочил Бобик; он бросался к мальчикам и, взвизгивая, звал их за собой.
Недалеко от воды, за широким пнём, плечом к плечу лежали два товарища. Около них валялись расстрелянные гильзы. Лицо у Матвеича было серое, бескровное. Голова Николая Григорьевича откинулась назад; серебряные волосы с запёкшейся кровью прилипли ко лбу.
Неровный горячий свет пробегал по мёртвым лицам, на короткие мгновенья оживляя застывшие черты.
Ребята остановились.
— Матвеич! — позвал Васёк.
Ответа не было. Бобик поднял морду и снова протяжно завыл.
Колени у Васька вдруг подогнулись; он сел на траву и дотронулся до неподвижной, холодной руки Матвеича.
Матвеич был тем человеком, который в памятный солнечный день доверил первое боевое задание пионеру Ваську Трубачёву; Матвеич пригрел и окрылил его мальчишеское сердце.
— Матвеич…
Ребята стояли молча, опустив головы…
Огромное пламя пожара бросало на воду красные отблески. Ветер, набегавший с реки, знобил плечи.
— Куда мы теперь!.. — тоскливо прошептал Петька.
Ему никто не ответил. Кругом были враги и тяжёлая чернота ночи.
Мазин мрачно и безнадёжно смотрел на воду. Потом повернулся, подошёл к Трубачёву и тихонько тронул его за плечо:
— На мельницу надо… Один раз Игнат не пустил меня туда… Может, там свои…
Васёк взял на руки Бобика, спустился к реке и, не оглядываясь, пошёл по берегу. Ребята гуськом потянулись за ним.
НА ЛЕСНОЙ ПОЛЯНЕ
— Подожди, подожди, Валечка! Не заплетай волосы, дай ещё поглядеть!
— Ой, какое всё золотое! И цветы и трава! Как будто тоненькой золотой паутинкой перепутаны!
Валя, смеясь, закрывает подружек с головой своими распущенными волосами. Девочки, крепко прижавшись друг к дружке, смотрят сквозь тонкие, пронизанные солнцем пряди Валиных волос на лесную поляну.
Пышно доцветает украинское лето; закраснели на деревьях листья, тяжело свесились с кустов спелые гроздья калины, заплелась хмелем синяя ежевика, осыпалась дикая малина. А на лесной поляне, покрытой белыми крупными ромашками, полевой гвоздикой и колокольчиками, ещё хлопотливо трещат в траве кузнечики, кружатся бабочки.
— Как хорошо жили бы люди, если б не было на земле фашистов! — задумчиво говорит Лида Зорина.
Нюра Синицына вскакивает. Она в широкой Миронихиной кофте, подвязанной ремешком.
— Ой, девочки, смотрите — все коровы разбрелись! Вставайте скорей!
Девочки, подпрыгивая, разбегаются в разные стороны.
— Красавка! Красавка! — заплетая на ходу косы, зовёт Валя.
— Недолька! Бурёнка! — звучат неподалёку голоса её подруг.
Каждый день Лида, Валя и Нюра гонят на поляну десяток коров. В Макаровке только у некоторых хозяек остались старые, тощие коровы.
По тайному соглашению с Миронихой, каждое утро хозяйки, увидев девочек, выгоняют за ворота своих коров. Девочки гонят маленькое стадо на лесную поляну. В полдень из лесу тайком приходит женщина. Она доит коров и уносит молоко в лес. Иногда она забирает также хлеб, крупу и сало — всё, что удаётся потихоньку от фашистов собрать в селе для Макаровских партизан. Но чаще всего продукты относит в лес сама Мирониха.