Ваш ход, миссис Норидж

– Я ведь говорила вам, что тетушка разбила на крыше крошечный садик? Она строго-настрого запретила нам подходить к балюстраде. Когда мы оказались наверху, Гэвин без конца смешил меня, болтал милые глупости… Он обнял меня за талию и принялся танцевать, кружиться… Мы приближались все ближе и ближе к ограждению – и вдруг он толкнул меня. Он толкнул меня, миссис Норидж, так сильно, что я не удержалась на ногах! – Миллисент побледнела при одном воспоминании об этом, только глаза ее лихорадочно блестели в полумраке кухни. – Ох, миссис Норидж! Никакими словами не выразить мой ужас! Я налетела на балюстраду, и несколько балясин обрушились, но сама она, по счастью, удержалась. Ни одной живой души не было на улице, иначе люди подняли бы крик. Обломки полетели вниз и разбились вдребезги. Я замерла, едва удерживая равновесие… Перила оказались под моей спиной. Гэвин приблизился… Мне никогда не забыть его лица, миссис Норидж! Он выглядел таким злым! И он сказал… – Миллисент замотала головой. – Ох, нет, я не могу это повторить. А потом он навис надо мной, толкнул меня еще раз, сдвигая к краю террасы, словно я была какой-то куклой… Я нащупала камень под рукой – и ударила его. Не могу объяснить, как это вышло. Словно кто-то другой руководил мною. Понимаете, миссис Норидж, его слова поразили меня больше, чем то, что он делал…

– Выпейте еще, Миллисент. – С мягкой настойчивостью гувернантка придвинула молодой женщине кружку. – После того как вы нанесли удар, ваш муж потерял сознание?

– Да. Гэвин упал и больше не двигался. Сначала я решила, что убила его… Потом увидела, что он дышит, и вознесла хвалу Господу! Но я не знала, что предпринять… Мне было страшно, что он вот-вот очнется и вновь кинется на меня, и тогда я уже не смогу себя защитить. Вот поэтому я стащила его в подвал, нашла ключ и приковала Гэвина к стене. А затем я пошла к вам. Что мне делать, миссис Норидж?

Гувернантка поразмыслила.

– Для начала давайте выпустим вашего мужа из подвала. Полагаю, на нас двоих он напасть не осмелится. Скорее, сочинит какую-нибудь изобретательную ложь.

* * *

Услышав шаги, мужчина в подвале вновь замычал. Миллисент сдернула повязку с его глаз и вытащила кляп. Она подступила к нему с ключом от наручников, но миссис Норидж сделала знак, и Миллисент остановилась.

Гувернантка наклонилась над пленником.

– Мистер Фейн, я надеюсь, вы будете вести себя прилично, когда вас освободят.

Гэвин оскалился.

– О да, я буду вести себя прилично! Я отправлюсь в полицию, и эту дрянь через час схватят за покушение на убийство мужа! – Он мотнул головой в сторону жены. – А тебя, старая сука, привлекут за пособничество, если ты сию же минуту не снимешь с меня эти чертовы железки! Давай, пошевеливайся.

Лицо миссис Норидж, осыпанной градом ругательств, осталось бесстрастным. Она медленно поднялась и отошла на несколько шагов. Гэвин Фейн провожал ее удивленным злым взглядом.

– Миллисент, – тихо сказала гувернантка, – на вашем теле есть какие-то следы, которые могли бы подтвердить ваш рассказ?

Та подняла на гувернантку встревоженный взгляд.

– Нет, ничего. Может, ссадина на спине, там, где я ударилась о балюстраду, – и только. Вы думаете, я солгала? Клянусь вам своей жизнью…

– Чш-ш-ш-ш! – Остановила ее миссис Норидж. – Конечно, я вам верю. Но мистер Фейн, кажется, собирается рассказать свой вариант истории…

Щеки Миллисент вспыхнули; из испуганной женщины она превратилась в разгневанную.

– Гэвин, ты пытался убить меня! – бросила она. – Полагаешь, я стану это скрывать от полиции?

– Ты хотела сброситься с крыши, Мэл, – неспешно возразил ее супруг, – а когда я пытался тебя спасти, чуть не разбила мне голову. А теперь выпусти меня, будь паинькой, и тогда я замолвлю за тебя словечко перед судьей.

Миссис Норидж обернулась и озадаченно посмотрела на пленника.

Поразительно, но мистеру Фейну и в голову не приходило, что кто-то может ослушаться его приказания. Этот человек находился в их власти, однако распоряжался ими так, словно его жена и гувернантка сидели на полу, закованные в цепи, а он стоял над ними с ключом в руках.

Гэвин Фейн был до мозга костей пропитан убеждением, что женщины обязаны повиноваться ему, поскольку он – мужчина и лучше них знает, что делать. Фейну ничего не стоило обмануть собственную жену, притворившись раскаивающимся и слабым. Но он не видел в том нужды. Зачем, если достаточно приказать! «Что это – глупость? – спросила себя миссис Норидж. – Неосторожность? Нет – распущенность! Пастуху ни к чему притворяться перед овцами. Вот кем он видит нас и себя».

– Что таращишься, старая колода?

– Восхищаюсь вашей самоуверенностью, мистер Фейн.

– О чем ты? Эй, Мэл, что она там кудахчет?

Миллисент не сводила с него взгляда.

– Миссис Норидж, его речь… Он не разговаривал так раньше.

– Вашему супругу больше нет нужды изображать того, кем он не является, – тихо ответила гувернантка и отвела ее подальше от пленника. – Миллисент, стоит вам отпустить его, и он действительно обратится в полицию.