Читаем …Ваш маньяк, Томас Квик полностью

Фаребринк якобы сказал, что мужчина вел себя нагло, и Квик подумал, что голландцы каким-то образом оскорбили его приятеля.

Утверждение Квика о том, что Йонни Фаребринк встречался с супругами Стегехюз до убийства, выглядит неубедительно. Поездка голландской пары реконструирована от Голландии до Швеции, а последние двое суток полиция расписала по часам.

Около десяти утра 12 июля супруги Стегехюз выехали по трассе Е45 на юг в сторону Йелливаре. Они заправили машину на заправке «Шель» в Скауло пятнадцать минут двенадцатого и продолжили свой путь в сторону национального парка «Стура Шёфаллет».

От «Стура Шёфаллет» они отправились обратно и сделали последнюю остановку, чтобы пофотографировать, в четырех милях к востоку от Аккаяуре. Из путевого дневника мы знаем, что они поставили свою палатку в 16.30.

Таким образом, встреча Йонни Фаребринка с голландцами до их приезда на Аккаяуре не могла иметь место, поэтому Пенттинен переводит разговор на другое и вместо этого начинает спрашивать про ножи, использовавшиеся при убийстве.

Квик настаивает на том, что он использовал тот странный охотничий нож, который нарисовал на первом допросе, в то время как нож Фаребринка был поменьше, с ручкой из оленьего рога.

Однако совершенно исключено, чтобы широкие лезвия этих двух ножей создали те раневые каналы, которые были обнаружены на телах жертв. Они возникли в результате ударов куда более узким ножом, лезвие которого имело ширину максимум 20 миллиметров.

Именно такое орудие убийства — нож для разделки мяса, принадлежавший самой паре, — было найдено на месте преступления. В протоколе вскрытия сказано, что им могли быть нанесены все имеющиеся у жертв раны. Для убедительности показаний Квика исключительно важно вставить этот нож в рассказ, и продолжение допроса показывает, как Пенттинену удалось этого добиться путем наводящих вопросов.

— А третий нож был? — спрашивает он.

— Мне кажется, что ножей было три, но я не уверен.

— Откуда в таком случае взялся третий нож?

— Йонни, — отвечает Квик.

Этот ответ Пенттинен не хочет слышать. Поэтому он переспрашивает:

— Что ты сказал?

— Наверное, у Йонни был, — повторяет Квик. — Или из палатки.

— Ты очень напряжен, когда говоришь, что третий нож мог быть из палатки.

То, что Квик «напряжен», в ситуации допроса означает, что он приближается к материалу, связанному с эмоциональным напряжением, — верным сведениям, которые зачастую слишком болезненны, чтобы о них говорить.

— Да, ясное дело, — соглашается Квик.

Квику становится так плохо при мысли о ноже голландской пары, что Пенттинену приходится сделать перерыв для отдыха и приема лекарств.

После перерыва Квик рассказывает, что нож он нашел в палатке.

— Зачем вы использовали его? — спрашивает Пенттинен. — Ведь у вас у каждого был свой нож.

Но тут Квик уже не в состоянии следить за нитью разговора. Ему дали слишком много лекарств, и он отключается.

— Такое ощущение, что ты меня не слышишь, — говорит Пенттинен.

Он спрашивает, не может ли Квик рассказать, куда они отправляются после убийства. Снова неуверенность.

— Для меня все осложняется тем, что осталось чувство, будто он подвез меня до Мессауре, или как ее там. Он привозит меня туда и высаживает.

То, что его высадили в деревне Мессауре, — еще одно важнейшее сведение, о котором Квик ранее не упоминал. Выговорив это название, он не в состоянии продолжать.

— Я вижу, что тебе, скорее всего, дали лекарства, и ты не в состоянии участвовать в разговоре. Или тебе плохо? — беспокоится Пенттинен.

— Мне плохо, — кивает Квик. — Лекарства — это не страшно…

Допрос продолжается после обеда.

— Мы обсуждали Мессауре, — начинает Сеппо Пенттинен. — Как она появляется в этом деле?

— Мы приезжаем в Мессауре под утро, — сообщает Квик. — У меня осталось четкое воспоминание, что я поздним утром сажусь на рейсовый автобус от Мессауре.

И Квик, и Пенттинен сомневаются, ходит ли от Мессауре рейсовый автобус. Как обычно, они продолжали за обедом обсуждать вопросы следствия.

— Мы говорили также, что ты посетил там какого-то человека, но тебе было сложно рассказывать об этом?

Квик подтверждает, что это так.

На следующем допросе Сеппо Пенттинен говорит, что посмотрел карту железных дорог и что до Мессауре рейсовый автобус не ходит.

— Он высаживает меня в Мессауре, и оттуда у меня осталось впечатление, что я сажусь на рейсовый автобус, но в этом я…

— Ты не уверен, — заканчивает Пенттинен. — А тот вариант с велосипедом, о котором ты начал рассказывать?

— Я не помню, чтобы я ехал на велосипеде от Мессауре, — качает головой Квик.

Допросы зачастую носят характер переговоров, где Пенттинен и Квик совместными усилиями пытаются найти решение, не противоречащее известным фактам.


23 января «комиссия Квика» собирается на совещание, и Стеллан Сёдерман делает обзор ситуации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Misterium

Книга потерянных вещей
Книга потерянных вещей

Притча, которую нам рассказывает автор международных бестселлеров англичанин Джон Коннолли, вполне в духе его знаменитых детективов о Чарли Паркере. Здесь все на грани — реальности, фантастики, мистики, сказки, чего угодно. Мир, в который попадает двенадцатилетний английский мальчик, как и мир, из которого он приходит, в равной мере оплетены зловещей паутиной войны. Здесь, у нас, — Второй мировой, там — войны за обладание властью между страшным Скрюченным Человеком и ликантропами — полуволками-полулюдьми. Само солнце в мире оживших сказок предпочитает светить вполсилы, и полутьма, которая его наполняет, населена воплотившимися кошмарами из снов и страхов нашего мира. И чтобы выжить в этом царстве теней, а тем более одержать победу, нужно совершить невозможное — изменить себя…

Джон Коннолли

Фантастика / Сказки народов мира / Ужасы и мистика / Сказки / Книги Для Детей

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука