…Ваш маньяк, Томас Квик

Руне Нильссона не подозревают ни в каком преступлении, однако допрашивают «для сбора информации» в течение четырех часов.

На следующей неделе его вызывают на новый допрос. «Допрос будет касаться событий 1984 года», — записывает Пенттинен в протоколе.

Руне Нильссон рассказывает, что его сын, которому тогда было семнадцать лет, после окончания школы устроился работать в службу технического обеспечения на гидроэлектростанцию в Мессауре и жил у него в течение всего лета. Нильссон в основном сидел дома и «ждал его с ужином, когда тот возвращался с работы».

Затем начинаются новые расспросы о личной жизни Нильссона. Руне сообщил, что один раз в жизни пытался сварить самогон, и у него чуть не взорвался аппарат. Это была его единственная неудачная попытка, однако его заставляют в мельчайших подробностях изложить, как он это делал, как молол картошку, какое ведро использовал и так далее.

Его снова спрашивают, что он делал в 1984 году.

— Послушай, да не помню я, — отвечает Руне. — Не помню. Только это. Я позвонил сыну и спросил, помнит ли он, что он делал в восемьдесят четвертом году. Ну, и он сказал, что работал на «Ваттенфаль». А потом мы катались на водных лыжах, когда у него заканчивалась работа.

Пенттинен поясняет, что Томас Квик указал на него среди множества фотографий, а также указал на его дом, утверждая, что был там.

— Может быть, но я не помню, чтобы он гостил у меня.

— Можешь ты объяснить, какие у него были основания прийти к тебе домой в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году?

— Да не знаю.

— Мне кажется неестественным, чтобы он случайно указал именно на тебя и сказал, что ты живешь в этом доме в Мессауре. Также он описал некоторые детали касательно тебя, которые соответствуют действительности.

— Хм. Ну, конечно, описать мой дом снаружи — невелика проблема. Меня ведь много показывали по телевизору и все такое.

Вероятно, Пенттинен понимает, что это нехорошо. Он переспрашивает:

— Много показывали по телевизору?

Пенттинен не знал, что о Руне Нильссоне было сделано не менее трех телепередач, к тому же многие газеты делали репортажи о нем, единственном жителе Мессауре.

— В СМИ были репортажи из твоего дома?

— Да, и это тоже.

— А что именно в них показывали?

— Они показывали кухню.

Это уже совсем нехорошо. Именно кухню Нильссона Квик описал подробно. Пенттинен хватается за последнюю соломинку — что репортаж, возможно, был снят, но не показан по телевидению. Он уточняет:

— И она шла по телевидению? Программа, где снимали твою кухню?

— Да.

Стало быть, единственный житель Мессауре — телезвезда. Ценность указаний на него Квика одним махом падает до нуля. Однако Сеппо пропускает информацию мимо ушей и продолжает допрос.

Он поясняет, что при первом допросе у Нильссона взяли отпечатки пальцев, поскольку из палатки близ Аккаяуре были украдены некоторые предметы. Не попали ли к нему предметы после убийства около Аккаяуре?

— Нет, такого у меня нет. Абсолютно точно!

Нильссон поясняет, что он точно не стал бы помогать, если бы получил сообщение о зверском убийстве у Аккаяуре.

— Этому человеку была бы крышка. Я немедленно сообщил бы в полицию. Потому что тех, кто такие вещи делает, убивать надо. С ними надо поступать как в Финляндии, расстреливать их!

— Ты так считаешь?

— Еще бы! Такие люди не должны жить. В Швеции с ними слишком нянчатся.

Позднее на работу к сыну Руне Нильссона приходят полицейские и расспрашивают его о действиях его отца летом 1984 года. Он рассказывает, что проработал все лето на «Ваттенфаль» в Мессауре и жил у отца. Заверяет, что «никакие незнакомцы к нам не приходили и ночевать не оставались».

Сын сообщает также, что сейф, который, по словам Квика, находился в доме у Руне Нильссона, на самом деле никогда не существовал.

Обширное расследование обстоятельств, связанных с Мессауре, показало: Квик ошибочно утверждал, что ехал из поселка на рейсовом автобусе, что он побывал там, не заметив, что поселка не существует, а также указал на человека, ранее засветившегося во многих репортажах в газетах и по телевидению. Кроме того, некоторые сведения, данные Квиком по поводу Руне Нильссона, оказались неправильными.

Нильссон был большим любителем природы, у него не было причин защищать злоумышленника, виновного в зверском убийстве близ Аккаяуре. До этого момента с ним обращались на допросах, как с лгуном.

Удивительно, но факт — 1 сентября 1995 года Руне устраивают еще один допрос, на этот раз у него дома. Тогда полиция сделала важнейшую находку в этой части следствия — старое покрывало, обнаруженное на стуле в комнате.

Следователь указал Нильссону на обстоятельство, которое делало наличие у него такого покрывала исключительно подозрительным:

— В одном из допросов Томас Квик упоминает старое ватное клетчатое покрывало, возможно, синего цвета.

— Да, но это-то не синее! Оно бело-голубое, слышишь? И оно не клетчатое, оно в цветочек.

— Но я спрашиваю, с какого момента у тебя это покрывало? Ты можешь ответить?