Ваш муж мертв

Одиночная камера – настоящая роскошь при нынешней переполненности тюрьмы. Однако это кажется мне скорее наказанием. В камере едва хватает места для одной узкой кровати. Свет практически не пробивается через крошечное окно, выходящее на бетонную стену.

– Здесь нет туалета? – спрашиваю я.

– Вам нужно нажать кнопку звонка, если вы рискнете отправиться в общую уборную.

То, что она имеет в виду, предельно ясно. Нападения на пожизненно осужденных – особенно на бывших сотрудников тюрьмы – вовсе не редкость. Излюбленное место для этого – туалеты и душевые. Там, где ты наиболее уязвим.

– Если что – есть еще горшок под кроватью.

Надзирательница с грохотом закрывает за собой дверь. Я остаюсь одна наедине со своими мыслями. Моей библиотечной книги в этой камере нет. И я вдруг осознаю, что здесь нет и моих таблеток, которые мне скоро пора принимать. Я колочу кулаками в дверь. Тишина. У меня не случалось припадков вот уже несколько месяцев – на самом деле последний раз был тогда, в Пензансе. От своего врача я знала, что между приступами могут быть длительные перерывы. Но что если это произойдет сейчас и никто не придет мне на помощь? Я могу проглотить язык. Или удариться головой, упав на пол…

Меня начинает душить паника. Я оказываюсь как будто под невидимым одеялом, которое окутывает с головы до ног, не давая дышать.

– Помогите! – кричу я. – Помогите!

Проходит два часа. Я слежу за каждой минутой, отмеряемой часами, висящими на стене рядом с табличкой «Не трогать». Два часа десять минут. Два часа двадцать. Кто-то же должен все-таки прийти – хотя бы для того, чтобы накормить меня.

Раздаются шаги. Наконец-то!

Это уже другая надзирательница.

– Мои таблетки, – бормочу я. – Мне нужно их принять.

– Какие таблетки?

– Это же указано в моей карточке. У меня эпилепсия.

Выражение ее лица меняется.

– Хорошо. Мы разберемся с этим. А сейчас я должна доставить вас к губернатору.

– К губернатору? – повторяю я. – Но зачем?

Надзирательница странно на меня смотрит.

– Звонила ваш адвокат. Она хочет поговорить с вами. Срочно.

Глава 60 Хелен

4 сентября 2018

– Зельда Дарлинг. Вы обвиняетесь в убийстве Тани Гаудман, препятствии правосудию и попытке причинения тяжкого вреда здоровью в отношении Патрика Майлса. Считаете ли вы себя виновной или невиновной по первому пункту обвинения?

Я затаиваю дыхание. С тех пор как маму арестовали, она постоянно меняла свои показания по поводу убийства. Кто знает, что там мог услышать Патрик в шуме паба? Однако отрицать свою виновность по второму и третьему пунктам было не так легко. Оказалось слишком много свидетелей ее нападения на Патрика.

Они пытались привлечь и меня в качестве свидетеля, но у меня стали возникать кровотечения, и мой врач дал заключение, что стресс от участия в судебном процессе может нанести вред моей беременности. Слава Богу, что удалось этого избежать. Потому что я не знаю, смогла ли бы я снова лгать ради мамы.

По крайней мере мне удалось найти для нее адвоката, оказывающего благотворительную юридическую помощь, – то есть мы не должны ничего платить за его услуги. Это серьезный молодой человек, постоянно сверяющийся со своими записями.

– Будет лучше, – сказал он мне до суда, – если ваша мама честно расскажет все, что произошло в тот день, когда она была в доме у Тани.

Он говорил так, будто я могла как-то контролировать маму, которой – совершенно предсказуемо – отказали в освобождении под залог.

Осталось ли у мамы еще какое-нибудь понятие о честности?

Есть кое-что еще, что действительно пугает меня, когда я снова сижу на зрительской галерее с толкающимся внутри меня ребенком. Если мама убила Таню, значит, она вполне могла совершить и нападение на Вики Гаудман на лестнице в тюрьме много лет назад.

– Не виновна! – с вызовом звенит голос мамы в воздухе судебного зала.

* * *

Начинается суд. Обвинения и вопросы следуют один за другим. Оказывается, на Патрика вышла адвокат Вики. Узнав, что мама освободилась досрочно, они стали подозревать ее. У них не было никаких доказательств, но, когда начался суд, Патрик решил приглядывать за ней. Именно поэтому он последовал за нами в паб.

Мамин адвокат возражает (и, на мой взгляд, весьма убедительно), что свидетельство Патрика едва ли можно считать надежным, поскольку оно основано лишь на подслушанном пьяном «признании».

Мама все отрицает. Однако полиция обнаружила цепочку от ключей под ее кроватью в нашей квартире – причем не только с мамиными отпечатками пальцев, но и со следами крови Тани.

– Я заявляю, что это было преднамеренное убийство, – произносит барристер обвинения. – Вы спрятали цепочку в порванном подкладе вашей сумки. Там также была обнаружена ДНК Тани Гаудман.

В той самой сумке, которую я купила для мамы и которой она так гордилась.

– Я носила с собой нож и цепочку, чтобы защищаться, если что! – выкрикивает мама. – В тюрьме привыкаешь к такому. Все время надо быть начеку!

Не только в тюрьме так бывает – хочется мне сказать. Кто-то носит для самозащиты незаконное оружие, а кто-то – персональную сигнализацию.