Интуитивно я чувствую, что этот человек – из тех, кто четко знает, чего хочет. Мне нужно просто сделать так, чтобы он захотел меня.
Пока Дэвид Гаудман произносит свою речь – много красивых слов про «ответственность» и «заботу об общественных интересах», – я размышляю о том, знают ли окружающие, что он за человек на самом деле. Стоит иметь в виду, что таким парням, как он, ничего не стоит убить человека и выйти сухим из воды.
Когда он заканчивает речь, все собираются вокруг него, как пчелы, борясь за его внимание. Я тоже пытаюсь подойти поближе, но это оказывается совсем не просто. Официант, сжалившись надо мной, предлагает долить мне шампанского. Однако я выбираю просто газировку и нечто вроде пирожка с рыбой, после чего возобновляю свои попытки подобраться поближе. В конце концов мне удается занять место на расстоянии буквально вытянутой руки от Дэвида Гаудмана. Человек с бейджем «Пресса» берет у него интервью, но в разговоре вдруг возникает небольшая заминка. Я понимаю, что если ничего не скажу сейчас, то, скорее всего, у меня уже никогда не будет такой возможности.
– Простите за беспокойство, мистер Гаудман, я студентка-фотограф, и я писала вам недавно по электронной почте насчет стажировки. Но вы ничего не ответили.
– Вот как? – бойко ухватился за это журналист. – Но, Дэвид, вы же только что говорили о том, как важно поддерживать молодых людей в начале их карьеры.
Дэвид Гаудман поворачивается ко мне. Странная дрожь пробегает по моему позвоночнику. Теперь, находясь совсем близко, я вижу, что этот человек выглядит не так, как издалека. На самом деле он кажется мне почти уродливым – с этими выступающими скулами и черными бровями. Но потом Дэвид Гаудман улыбается мне. И вдруг начинает казаться самым привлекательным мужчиной, которого я когда-либо встречала! Его глаза – похоже, совсем не мигающие – смотрят на меня так, будто я единственная, кого он видит во всем этом зале. Его глубокий голос – с нотками южнолондонского акцента – обращается только ко мне. Этот человек буквально источает обаяние. Мне нужно быть очень осторожной. Не говоря уже о том, чтобы не терять головы.
Внезапно Дэвид Гаудман перестает улыбаться. Именно так. Как будто кто-то щелкнул выключатель.
– Конечно же, это важно, – живо говорит он, разглядывая мой фиолетовый пиджак. – Но я предпочитаю оказывать поддержку тем, кому приходится бороться со сложными жизненными обстоятельствами.
– Мне это известно, – тотчас откликаюсь я. – Мои родители верят, что можно всего добиться своим трудом. Я живу в муниципальной квартире и прохожу курс фотографии за счет государственной стипендии. Это считается борьбой со сложными жизненными обстоятельствами?
Журналист неистово строчит в своем блокноте.
– Напишите мне еще раз. – Дэвид кладет правую руку в карман своего пиджака. Отличная ткань. Серая в полоску. Дорого выглядит.
Он достает визитку и вручает ее мне, задержав свою руку дольше, чем было необходимо.
– Это мой личный адрес. Я обязательно вам отвечу. Обещаю.
Журналист поднимает голову от блокнота.
– Знаете, что? Из этого мог бы получиться неплохой материал. Неделя из жизни студентки, проходящей стажировку в «Гаудман Корпорейшн». – Он поворачивается ко мне: – Вы согласны?
– Конечно! – с воодушевлением отвечаю я. Это означает, что Дэвиду теперь так просто от меня не отвязаться. По выражению его лица я понимаю, что в голове у него промелькнула та же мысль.
– Я подумаю над этим, – говорит он.
Ублюдок.
Он заставляет меня промучиться целых десять дней. И потом, когда у меня уже почти не остается надежды, я получаю письмо.
Да! Меня берут на недельную стажировку, начиная с понедельника.
Я это сделала!
Глава 25
Вики
Таня мертва? Это кажется невероятным. Но иначе я не была бы здесь. В этой камере, где я, подозреваемая в убийстве, должна дожидаться приезда своего адвоката. Удивительно, что она вообще ответила на мой звонок. В конце концов, сегодня воскресенье. Впрочем, она ведь звонила мне в выходные. К счастью для меня, она, похоже, трудоголик.
Бог знает, сколько времени я тут уже провела. Часов нет. Камера совсем крошечная – большую ее часть занимает лежащий у стены матрас, покрытый клеенкой. В углу стоит унитаз без сиденья, загаженный предыдущими обитателями камеры. Духота просто невыносимая. Из-за жары, бывает, может случиться приступ. Я чувствую тошноту и головокружение, сознание начинает затуманиваться. Все это тревожные признаки.
– Мои таблетки! – выпаливаю я, как только дверь камеры открывается и появляется Пенни. – Они у меня в сумке. Я много раз говорила им об этом, и они обещали принести, но так и не принесли.
Пенни хмурится:
– Сейчас разберемся.
Она громко колотит кулаком в дверь. Я опускаюсь на пол, сжав голову руками, но до моего слуха долетают некоторые слова. Права человека… медицинская помощь…
В конце концов я держу в руках пластиковую бутылку с водой.
– Сколько таблеток? – спрашивает мой адвокат.
Голос у нее мягкий. Почти по-матерински заботливый, хотя она едва ли намного старше меня. Разве что лет на десять?
– Три, – говорю я.
– Вы уверены?