Ваш о. Александр

Очень радуюсь успехам Яши на поприще живописи, надеюсь, что и работа идет своим ходом. Раз Вы научились теперь разбираться в слоях общества, наверное, будет легче жить, то есть находить «подобное для подобного».

Дина, Вы пишете о мормонах. Я в свое время много думал о них и читал. На их примере яснее становится необходимость Церкви, которая худо–бедно может сбалансировать человеческие загибы и сохранить связь с источником.

Трагедия их в том, что они изобрели себе веру «независимо» от вселенского христианства и тем самым открыли простор для функционирования негативных механизмов (социальных и психологических). В результате — «закрытая система» с жестким, почти нечеловеческим режимом. Это как в биологии: вид, изолированный от всех воздействий, обречен на деградацию. А их главный импульс — отделиться, все строить по–своему, не считаясь с опытом вселенского христианства. Теперь их трудно назвать даже христианами (как и свидетелей Иеговы, которых в Америке немало).

Всегда рад услышать Вас и знать о Вашей жизни.

Обнимаю. Храни Вас Бог.

Ваш о. Александр Мень

[1980]

Дорогой отец Александр!

Здравствуйте!

Я несколько припозднилась с ответом из‑за того, что на работе пришлось поработать. Где советский показушник не приспособится? Даже в логове «акул империализма» он делает вид, что трудится, а сам… пописывает письмишки. Весной я должна была работать на том самом компьютере, который «видела», из‑за этого виденья меня сюда и взяли, как я Вам писала.

Это была Америка! Графики «сам» рисует, меняешь данные — в секунду другой график… В первые моменты я волновалась, все думала, что он скажет: «Дина, ты дура…» Но он помалкивал на этот счет, и я перестала его бояться и даже поработала. Компьютер так напоминает мне человека, у которого что‑то отсутствует, и я радуюсь, что я не компьютер, что он мне даже нравится.

А какие тут красивенькие все эти вычислительные, измерительные, размножительные машины. «Эксон» я поудивляла картами, которые составляла, опять же по родной привычке работать напоказ — думаю, что меня возьмут директором, в струю поспеваю, никаких там идей, рассуждений, всяких новшеств не ввожу. А это везде очень ценно. И вообще эта «акула» отдаленно напоминает привычное, с похожими законами, как зеркальный двойник, только не искривленный. И я себя тут чувствую, как при идеальном коммунизме.

Яше удалось пробиться на Международный конгресс, который будет в Париже в будущем году. «Акула» очень волновалась, так как не принято ездить от имени «Эксона» простым сотрудникам, только вице–президенты могут ее представлять в международной обстановке… Но Яша едет как представитель этого нефтяного «магната». Поначалу президент сказал «нет», но Яша, закаленный в советских холодах и отказах, начал снова добиваться. И президент сказал «о’кей», выслушав все Яшины аргументы. Тутошний народ удивился. Здесь люди привыкли, скажут «нет», значит «нет», а мы‑то знаем, что есть и другие «инстанции», и что «нет» — это только начало борьбы за «да». Наш свинцовый «бэкграунд» нам помогает в тропическом климате города Хьюстона.

Этот месяц знаменит был тем, что мы, наконец‑то, выбрали дом и купили. Это было одно из испытаний семейной жизни. Мы уже прошли одно — писали мне диссертацию, а вот теперь еще одно преодолели — купили дом. Сами понимаете, я не только «обжидовилась»(мои приятели очень по этому поводу бушевали), но и «обуржуазилась». И эти два недостатка вместе при покупке дома во мне взыграли. Тут, оказывается, есть и замки, и миллионеры, и некоторые дома лучше других, раньше этот факт как будто был мне не известен. И нет покоя. Я хотела жить в зимнем и летнем дворце. Я уже Вам писала, что я поняла на себе истоки коммунизма. Но пришлось справиться со всеми своими завистливыми инстинктами, и дом мы выбрали. Я потом опишу Вам его по подробнее, потому как сквозь слезы я его плохо рассмотрела, а сейчас он оформляется. Как наши кооперативы: ю% наличными, а потом банк дает ссуду — после проверки нашей денежной надежности. Мы думаем, что у нас все в порядке, а где‑то к августу надеемся переехать в свой американский дом.

Отношение к деньгам у американцев, как к поэзии. Много денег — значит умный, нет — «гуляй, Вася!» Я впервые услышала в Блаксбурге от начальника, когда ему посоветовала, каким углом мебель вносить, главную американскую присказку: раз ты такой умный, что же ты такой бедный. И это правда, тут деньги имеют ценность (эквивалент ума?), и только отсюда я могу удивиться, что бывает чудо — находятся люди, которые изучают поэзию, литературу, искусство. Оказывается, и нашим‑то на свободе книжки не так нужны, как мы там притворялись, весь интерес был на поверхности.