Ваш покорный слуга кот

Герои повести — коты и люди. В японских книжках для детей принято изображать животное как маленького человечка с головой зверя. Коты в повести Сосэки — это маленькие человечки в масках. Среди них сохраняются те же социальные различия, что и среди людей, ведь они живут в мире, где служанка часто расценивается ниже кошки. В повести они на роли клоунов: разыгрывают интермедии между основными номерами. Но если коты похожи на людей, то верно и обратное: многие люди не лучше животных.

В центре повести учитель Кусями и его друзья: шутник Мэйтэй, красавец Кангэцу, простак Тофу, философ Докусэн и другие. Нацумэ Сосэки вылепил учителя по своему образу и подобию. Он всячески подчеркивает портретное сходство между своим героем и собой вплоть до рябин на лице. Кусями тоже преподает английский язык и литературу. Он человек замкнутый, сидит в своем кабинете, как улитка в раковине, но вовсе не из врожденной любви к одиночеству. Кусями полон отвращения к окружающему обществу, в котором царствуют толстосумы вроде Канэда, этой «ходячей банкноты с глазами и носом». Но и в своем кабинете он не может укрыться от наглости богатых выскочек и их подлипал вроде Судзуки, от вездесущего сыска.

«Когда у неосторожного вытаскивают из-за пазухи кошелек, — говорит он, — это называется воровством. А когда к неосторожному залезают в душу, — это сыск. Когда тайком забираются в дом и уносят вещи, — это грабеж. А когда тайком извлекают из тебя сведения, — это сыск. Когда с оружием в руках отбирают собственность, — это бандитизм. А когда гнусными словами ломают твою волю и душу, — это сыск».

Кусями томится скукой жизни, невыносимой скукой, когда обыденность становится заурядностью. Он ненавидит обывателей, и они платят ему тем же: дразнят его, как обезьяну за прутьями решетки. В их глазах он чудак, полусумасшедший, потому что не хочет прислуживаться, хотя по десять лет ходит в одной и той же потертой лисьей шубе. Кусями способен на короткие вспышки гнева, но не на активное действие: «Так стрела, пущенная из лука, вяло шлепнется на землю». Но он полон внутреннего сопротивления: «Да я каждый день только и делаю что дерусь. Пусть у меня нет противника — раз я злюсь, это все равно что драка».

Большое место в книге занимают диалоги между Кусями и его учениками, остроумные, полные искрометных шуток. Кажется, что герои книги — это весельчаки, забавники, готовые высмеять все на свете, но скоро замечаешь, что шутки у них невеселые, сквозь смех пробивается глубоко скрытая горечь, слышатся даже нотки душевного надрыва:

«Да, эти люди кажутся беззаботными, но постучите по донышку их души, и вы услышите какой-то печальный отзвук… Все идет так, как должно быть. Но когда это „все“ тянется до бесконечности, становится как-то тоскливо».

Впереди нет просвета. Умрет учитель Кусями, изъеденный болезнью и душевной тоской. Засосет тина обыденности его учеников. Еще глубже увязнет в грязи продавшийся толстосумам Судзуки… Даже кот почувствует пресыщение жизнью!

«Скучно на этом свете, господа!»

В повести «Ваш покорный слуга кот» зло высмеивается современное писателю общество, в котором «человек даже у кошки способен отнять крысу». Законы его нелепы. Изобретательность людей дошла до того, что они нагородили всюду заборов, набили кольев, разделили земные просторы на земельные участки господ таких-то или таких-то. Это выглядит примерно так же, как если бы они протянули по голубому небу веревки и объявили: «Эта часть неба — моя, а вон та — его».

Шел второй год войны с Россией. Казенная пропаганда призывала к войне до победного конца. Даже кот готов сформировать сводную кошачью бригаду и отправиться на фронт царапать русских солдат. Нужна была большая гражданская смелость, чтобы в самый разгар военных событий сделать ура-патриотизм предметом злой пародии. Согласно казенной пропаганде, в японском воине жил особый дух Ямато. И вот оказывается, что доблестный дух Ямато — фикция, нелепая выдумка, пустышка, меньше чем ничто: «Адмирал Того обладает духом Ямато. И аферист, и шулер, и убийца обладают духом Ямато…» «Дух Ямато треугольный? Дух Ямато квадратный?…» «Все о нем говорят, но никто его не видел. Все о нем слышали, но никто не встречал. Возможно, дух Ямато одной породы с тэнгу[188]».

В разгар войны, когда газеты трубили о «духе Ямато», а поэты и писатели воспевали его, в глазах многих такие дерзости по его адресу граничили с кощунством.

Нацумэ Сосэки прокалывает как воздушные шарики одну ложную истину за другой, и от них остаются только пустые сморщенные оболочки.

Особую ярость писателя вызывает система сыска и шпионажа. Давно кончилась эпоха реформ, Япония все более превращалась в полицейское государство, уподобляясь Гераклову быку, которого тащат за хвост назад. Со стороны кажется, что его следы ведут вперед, на самом же деле он пятится назад.