– Это тот, который вы мне недавно изволили подарить. Он такой красивый, что мне все жалко было его носить, я его хранила в корзинке. Но старый испачкался, поэтому пришлось переменить.
– Когда же я тебе его дарила?
– На Новый год. Вы тогда купили его в «Сирокия»… На зеленовато-коричневом поле — набивка в виде программы сумо. Вы сказали, что он вас старит и что вы дарите его мне. Вот как было дело.
– Чушь какая-то. Он тебе очень к лицу, у-у противная.
– Весьма тронута.
– Да я и не собираюсь тебя хвалить. Противная, говорю.
– Как так?
– Почему ты взяла и не сказала, что он красивый?
Горничная в недоумении посмотрела на молодую госпожу и ничего не ответила.
– Если уж он тебе идет, то на мне и подавно не будет выглядеть смешно.
– Он вам, конечно, очень пойдет.
– Ах ты, знала, что пойдет, и молчала. Теперь носишь как ни в чем ни бывало, дрянь ты этакая.
Брань лилась неудержимым потоком. Я внимательно следил за тем, как разворачиваются события. В это время раздался голос Канэда-куна.
– Томико! Томико! — позвал он дочь.
Барышне ничего не оставалось, как крикнуть «иду» и отправиться к родителям. Болонка, чуть побольше меня ростом, у которой глаза и нос были как бы стянуты к середине морды, помчалась за ней. Все так же крадучись, я выскочил на улицу через черный ход и пустился бежать домой. Успех экспедиции превзошел все мои ожидания.
Покинув прекрасный дом Канэда, я через несколько минут оказался возле нашего грязного домишка. У меня возникло такое ощущение, словно с залитой солнечным светом горной вершины я вдруг спустился во мрак глубокой пещеры. Во время пребывания в особняке Канэда мои мысли были заняты совсем другим, и я не обратил внимания ни на убранство комнат, ни на фусума[101]
, сёдзи и тому подобное, но как только я очутился в нашем жилище, я тотчас же почувствовал все его убожество, страшно затосковал по этой так называемой банальности. Похоже, что дельцы — люди более выдающиеся, чем учителя. Однако эта мысль показалась мне несколько странной, и я решил спросить, что думает по этому поводу мой уважаемый хвост: «правильно, правильно», — донеслись из кончика хвоста слова божьего откровения.Вхожу я в гостиную и, к своему глубокому удивлению, обнаруживаю, что Мэйтэй-сэнсэй все еще здесь. В хибати наподобие пчелиных сот натыкано множество окурков, а сам Мэйтэй, удобно развалясь, о чем-то разглагольствует. Тут же неизвестно откуда появившийся Кангэцу-кун. Хозяин, подперев голову рукой, сосредоточенно рассматривает расплывшееся по потолку дождевое пятно. Собрание все тех же беспечных лентяев.
– Кангэцу-кун, тогда ты сохранил в тайне имя женщины, говорившей о тебе даже в бреду, теперь-то, наверное, можно сказать, кто она, — принялся подтрунивать Мэйтэй.
– Я бы сказал, если бы это касалось меня одного, но ей может быть неприятно…
– Значит, все еще нельзя?
– К тому же я дал слово жене профессора.
– Дал слово молчать?
– Да, — ответил Кангэцу-кун и начал, как обычно, теребить шнурок своего хаори. Это был необычный шнурок, фиолетового цвета, в продаже таких не встретишь.
– Этот шнурок напоминает об эпохе Тэмпо[102]
, — не поднимая головы, пробормотал хозяин. История с девицей Канэда его нисколько не трогала.– Да, эпохи японо-русской войны здесь не чувствуется. Этот шнур так и просится к боевому камзолу с гербами да походному шлему. Говорят, что Ода Нобунага[103]
на свадьбе связал свои волосы в пучок вот этим самым шнуром, — произнес Мэйтэй, как всегда очень серьезно. Кангэцу-кун тоже серьезно ответил:– Да, действительно этим шнурком пользовался мой дед во время усмирения восстания в Тёсю.
– Самое время преподнести его в дар какому-нибудь музею, а? Ведь то, что ученый-физик Мидзусима Кангэцу-кун, читающий доклад на тему: «Механика повешения», выглядит, как какой-то запаршивевший хатамото[104]
, непосредственно влияет на его репутацию.– Конечно, можно было бы последовать вашему совету, но есть люди, которые говорят, что этот шнурок мне к лицу, и потому…
– Кто сказал тебе такое? У этого человека нет никакого вкуса, — громко проговорил хозяин, переворачиваясь на другой бок.
– Вы его не знаете…
– Ладно, допустим, что не знаем, но все-таки кто?
– Да так, одна женщина.
– Ха-ха-ха. Ох, и любишь ты напустить тумана. Хочешь, угадаю? Это та самая женщина, которая звала тебя со дна Сумидагава. Да, кстати, не попробовать ли тебе еще раз отправиться к праотцам уже в этом хаори? — нанес Мэйтэй неожиданный удар с фланга.
– Ха-ха-ха. Больше со дна реки она меня не зовет. В той райской обители, что находится на противоположной стороне…
– Не такая уж она и райская. Один нос чего стоит!
– Что такое? — воскликнул Кангэцу, подозрительно поглядывая на приятелей.
– Только что здесь был носище. Мы просто обомлели при его появлении, правда, Кусями-кун?
– Угу, — буркнул хозяин, лежа распивавший чай.
– Носище? Вы это о ком?
– О достопочтенной мамаше твоей дражайшей дамы сердца.
– Что, что?
– Женщина, назвавшаяся женой Канэда, приходила и расспрашивала о тебе, — с серьезным видом объяснил ему хозяин.