Ваш покорный слуга кот

У изголовья хозяйки, точно ларец с драгоценностями, стоял заколоченный гвоздями ящик. Это дикий батат, который привез в подарок хозяевам Татара Сампэй-кун, когда он недавно вернулся из поездки на родину. Конечно, украшать свое изголовье диким бататом довольно странно, но наша хозяйка так плохо разбирается в подобных вещах, что даже ставит на комод поднос с сахаром, предназначенным для приготовления приправ. Поэтому ни у кого не вызовет удивления, если в спальне будет стоять не только батат, но и маринованная репа. Однако святой отшельник не бог и не может знать, что это за женщина. Он рассудил совершенно правильно: раз они поставили ящик поближе к себе, — значит, в нем хранится что-то ценное. Святой отшельник попробовал приподнять ящик с диким бататом. Ящик, кажется, был довольно тяжелый, что подтверждало предположение отшельника, поэтому последний выглядел очень довольным. Неужели он хочет украсть дикий батат? Такой красавец — и крадет батат?

Я чуть не расхохотался. Но сдержался — подавать голос без особой нужды было опасно.

Потом святой отшельник принялся бережно заворачивать ящик в одеяло. Покончив с этим, он огляделся по сторонам, ища, чем бы перевязать сверток. И тут, к его счастью, на глаза ему попался ветхий крепдешиновый пояс, который хозяин снял с себя, когда ложился спать. Святой отшельник туго обвязал ящик этим поясом и легко взвалил его на спину. Попадись он в эту минуту на глаза женщинам, они не пришли бы в восторг. Затем он взял две детские рубашонки и затолкал их в трикотажные подштанники хозяина, от чего те сразу раздулись и стали похожими на ужа, проглотившего лягушку… впрочем, еще лучше их было бы сравнить с ужом на сносях. Во всяком случае, выглядели они чудно. Отшельник повесил подштанники на шею. Интересно, что будет дальше. Расстелив хозяйский пиджак на полу, он сложил в него хозяйкин пояс, кимоно, белье хозяина и другие попавшиеся ему на глаза вещи. Сноровка и быстрота, с которой он работал, поразили меня. Потом он связал узел и взял его в руки. Уже собираясь уходить, он еще раз осмотрел комнату и, заметив рядом с хозяином пачку папирос, решил захватить ее с собой. Одну папиросу он взял в рот и прикурил от лампы. Глубоко, со вкусом затянулся и выпустил облачко дыма, которое окутало молочного цвета стекло лампы. Не успел рассеяться дым, как звуки шагов святого отшельника донеслись уже с галереи. Хозяева продолжали крепко спать. Вопреки моим ожиданиям, люди тоже бывают беспечными.

Мне надо еще немного отдохнуть. Я не могу болтать без передышки. Я быстро погрузился в сон, а когда открыл глаза, на безоблачном мартовском небе ярко сияло солнце, а хозяин и хозяйка стояли у черного хода и разговаривали с полицейским.

— Итак, он вошел в дом отсюда и направился в спальню. Вы спали и ничего не заметили.

— Да, — ответил хозяин; кажется, он был сильно взволнован.

— Во сколько же часов произошла кража? — продолжал полицейский задавать нелепые вопросы. Если бы они знали, когда произошла кража, то, очевидно, не допустили бы этого. Но хозяевам было не до логики,

— Во сколько же это было?…

— Да, во сколько, — размышляла хозяйка. Видимо, она полагала, что достаточно подумать, чтобы все стало ясно.

— Вы вчера во сколько легли спать? — спросила она мужа.

— Я лег позже тебя.

— Да, а я раньше вас.

— А проснулась во сколько?

— Кажется, в половине восьмого.

— А во сколько же тогда забрался вор?

— Во всяком случае, ночью, наверное.

— Ясно, что ночью, но я спрашиваю, во сколько часов.

— Чтобы точно сказать, надо хорошенько подумать, — продолжала твердить хозяйка.

Полицейский задавал вопросы исключительно ради формальности, его совершенно не интересовало, когда вор забрался в дом. «Говорите все, что придет вам в голову», — думал он, но хозяева продолжали свой бесполезный диалог, и он, вконец раздосадованный, сказал:

— Значит, время кражи неизвестно.

— Да, конечно, — как всегда, неопределенно ответил хозяин.

Полицейский даже не улыбнулся.

— Тогда подайте жалобу: «Такого-то дня, такого-то месяца тридцать восьмого года Мэйдзи [97] вор там-то и там-то открыл ставни, пробрался туда-то и туда-то и похитил из вещей то-то и то-то, о чем и подаю настоящую жалобу». Не заявление, а жалобу. Адрес можно не указывать.

— Вещи описывать подробно?

— Да. Например: кимоно столько-то, цена — такая-то… Нет, нет, заходить в дом не буду. После кражи мне там нечего делать, — заявил полицейский тоном, не терпящим возражений, и удалился.

Хозяин поставил посреди гостиной письменный прибор, подозвал жену и объявил ей:

— Сейчас я буду писать жалобу об ограблении, перечисляй по порядку украденные вещи. Ну, давай.

— Фу, как нехорошо. Что значит «давай»? Будете так командовать, вам никто ничего не скажет, — проворчала хозяйка, тяжело опускаясь на циновку. Она была одета в кимоно, подвязанное узким пояском.

— Что у тебя за вид? Ты выглядишь, как самая последняя проститутка с постоялого двора. Почему не надела оби? [98]

— Если не нравится, купите новый. Называйте меня как угодно, но я не виновата в том, что у меня украли оби.