«Ваш во имя революции»

Пребывание в Сеуле, вдали от военных действий, вскоре надоело Лондону, и он обращается к хозяевам газетного концерна с предложением откомандировать его в русскую армию, чтобы освещать ход военных действий с другой стороны. Однако прежде чем он успел получить ответ, его снова арестовывают, на этот раз обвинив в оскорблении конюха-японца. Японское командование объявило, что Лондон будет предан суду военного трибунала. Джека и на этот раз выручил Дэвис, направивший срочную телеграмму президенту США Теодору Рузвельту, с которым Дэвиса связывали узы личной дружбы. После вмешательства президента Лондон был выслан из Кореи в Токио, откуда он и отплыл в середине июня 1904 года обратно в Сан-Франциско.

Перед отъездом из Сеула Лондон писал своему издателю Бретту: «Что касается меня, то я не намерен писать никакой книги о войне». Результатом поездки Лондона в Корею и Маньчжурию явились девятнадцать репортажей, опубликованных в газетах Херста, и некоторые зарисовки, включенные им в роман «Смирительная рубашка».

Одно из этих описаний дает представление о тех тяготах, которые пришлось перенести Джеку, добираясь на рыбачьей лодчонке по зимнему морю в Чемульпо. «В холодном свете зари нас пригнало к берегу на безжалостных водяных валах высотою с гору. Была зима, и в промежутках между порывами снежного шквала впереди мелькала гибельная полоса земли, если можно назвать землей это хаотическое нагромождение скал. За бесчисленными каменистыми островками вдали выступали из тумана покрытые снегом горные хребты, прямо перед нами поднималась стена утесов, настолько отвесных, что на них не могло удержаться ни клочка снега, а среди пенистых бурунов торчали острые зубы рифов».

Возвращение на родную землю не принесло Джеку ни радости, ни облегчения. Еще на корабле его посетил судебный исполнитель и вручил иск от имени жены в связи с предстоящим бракоразводным процессом. На берегу его не встречали ни друзья, ни та, к которой он так стремился все эти месяцы. Скандальная хроника на все лады смаковала его личные неурядицы, снова и снова связывая их с Анной Струнской. А подлинная виновница всех этих перипетий находилась в это время вдали от Калифорнии, вне досягаемости вездесущей прессы. Ни дотошные газетные репортеры, ни жена Джека, ни его друзья и не подозревали, что он покинул жену и дочерей ради Чармиан Киттредж, тридцатитрехлетней своей знакомой, которая и в эти дни все еще считалась одной из довереннейших приятельниц его жены Бэсси.

Усталый, огорченный Джек поселился на своей старой квартире и прежде всего постарался по мере возможности договориться с женой об условиях развода, хотя временами серьезно подумывал о том, не стоит ли ему вернуться к жене и дочерям, навсегда вычеркнув из своего сердца Чармиан. Но в конце концов чувства к Чармиан взяли верх, и он развелся с женой.

Многие американские исследователи жизни и творчества Д. Лондона, в том числе и его дочь Джоан, дают довольно полный и достаточно объективный портрет Чармиан Киттредж. Незамужняя, тридцатитрехлетняя (следовательно, она была на 5 лет старше Джека), компанейская, напористая и весьма себялюбивая женщина зарабатывала на жизнь нелегким трудом секретаря. Многие считали ее поведение в обществе вызывающим и даже несколько вульгарным, ее пение и игру на пианино — лишенными всякого вкуса, а ее пристрастие к прогулкам верхом объясняли стремлением привлечь к себе внимание мужчин, занимающих видное положение в обществе. Однако все отмечали ее большое трудолюбие, неутомимую энергию и явное стремление преуспеть, прежде всего в среде интеллектуальной.

По мнению дочери писателя Джоан, которая позднее лично познакомилась с Чармиан и не питала к ней дурных чувств, Чармиан была женщиной весьма хрупкого телосложения, со средним уровнем интеллекта, но с весьма изрядным запасом энергии и мужества.

Как бы то ни было, Джек Лондон влюбился в нее, она ответила взаимностью, и хотя их роман продолжался уже несколько месяцев, оба они сумели сохранить его в глубокой тайне. Джеку пришлось раскрыть всю правду перед женой, чтобы отвести подозрения от ни в чем не повинной Анны Струнской. Бесси выслушала признания Джека с каменным лицом. Ведь именно Чармиан изливала она свою душу в связи с уходом Джека и в ответ выслушивала такие искренние, казалось, слова сочувствия. Нет, ни она, ни ее дочери никогда, ни за что не простят этой двуличной женщине.

Лето 1904 года было тяжелым для Джека. Чармиан уехала к родственникам в штат Айова, чтобы не попадаться на глаза репортерам, и Лондон напрасно звал ее вернуться в Калифорнию. Переговоры с женой и встречи с дочерьми, которых он сильно любил, требовали немалого напряжения душевных сил.