«Ваш во имя революции»

Вместе с тем остается вопрос: но почему же многие не уловили антиницшеанской направленности романа? Некоторые критики считают, что автор «приглушил» идею, выдвинув на первое место внешнее физическое действие, а не моральный конфликт между Ван-Вейденом и Волком Ларсеном. Волк Ларсен терпит поражение физически, именно это обстоятельство как-то уводит читателей от мысли о том, что его смерть — не что иное, как возмездие за его жестокий индивидуализм.

Явно не удался писателю образ поэтессы Мод Брустер. Консервативный журнал «Лейдиз хоум джорнэл» («Домашний журнал для дам») закупил несколько тысяч экземпляров романа и разослал его в качестве подарка подписчикам. И не случайно: любовные сцены в романе, вся линия развития отношений между Хемфри Ван-Вейденом и Мод Брустер написана в духе образцов мещанского чтива. Сам Лондон в беседе с известным американским писателем Эптоном Синклером говорил, что он «ненавидит эти сцены», но что у него не было другого выхода: журнал грозил прервать публикацию романа.

В книжных магазинах Америки 1904 года спросом пользовались несколько книг Лондона. Наряду с «Морским волком» по-прежнему хорошо продавался «Зов предков». За короткий срок выдержал три издания и сборник восьми рассказов «Мужская верность», выпущенный в мае 1904 года. Лучше, чем предполагали издатели, расходились «Люди бездны».

Казалось бы, что автору оставалось только радоваться успеху и продолжать работать над новыми произведениями. Но, как мы знаем, год этот принес мало радости для Лондона из-за личных неурядиц и хронической нехватки денег. Весьма удручало его и длительное отсутствие Чармиан Киттредж, которая все еще гостила у родственников. Что же касается работы, то Лондон в это время усиленно трудится над повестью «Игра», пишет ряд статей на социалистические темы и несколько новых рассказов — именно за письменным столом пытается он найти забвение от всех повседневных житейских забот и треволнений.

С каждой новой книгой росла литературная слава Д. Лондона. Влиятельная газета «Нью-Йорк геральд» характеризовала его роман «Морской волк» как «высший образец подлинного мастерства». И даже те критики, которые подчеркивали «жестокость» произведений писателя и сетовали на его «излишний реализм», постепенно начинают менять свой тон, по мере того как «Морской волк» поднимался все выше и выше в списке бестселлеров. Теперь они уже говорят о «неоспоримой силе» стиля писателя.

В апреле — мае 1905 года журнал «Мэтрополитен мэгэзин» опубликовал «Игру» — печальную историю любви двадцатилетнего боксера Джо и его восемнадцатилетней подруги Джеиевьевы и гибели спортсмена. Писатель не предназначал повесть для публикации в журнале, так как считал ее «отнюдь не журнальной историей» и не рассчитывал «найти журнал, который бы осмелился ее опубликовать». Однако времена менялись, и редакторам приходилось постепенно менять свое отношение к тому, что следует публиковать на страницах журналов. В июне 1905 года издательство «Макмиллан» выпустило «Игру» отдельным изданием.

Один из критиков по прочтении «Игры», восторгаясь стилем Лондона, отмечал: «Пишет ли он так потому, что эта тематика близка ему, или же из чистого удовольствия, которое доставляет ему власть над словами… он заставляет читателя напрягаться и вздрагивать» в нужном ему месте книги. Однако рецензент еженедельника «Нью-Йорк сэтердей таймс» упрекнул автора в плохом знании жизни боксеров, в отсутствии в повести реалистического изображения событий.

«Я сомневаюсь, что рецензент знает, что такое быть сбитым с ног на ринге самому или сбить с ног другого человека, — отвечал критику Лондон. — Мне же пришлось испытать и то и другое, и, основываясь именно на этом личном опыте и хорошем знании бокса в целом, я и создал повесть «Игра».

Будучи боксером-любителем, освещавшим поединки профессиональных боксеров для оклендской газеты «Геральд», Джек хорошо знал и существовавшие в среде боксеров нравы и те условия, в которых им приходилось выступать. Поэтому описанная им гибель во время поединка боксера Джо была отнюдь не плодом воображения, а печальной документальной зарисовкой из жизни. И писатель здесь ничуть не поступается своими реалистическими позициями.

Тем, кто обвинял его в «вызывающем отвращение реализме», писатель говорил: «Да вся жизнь преисполнена этого «вызывающего отвращение реализма»… Но я оптимист в широком смысле этого слова, и моя любовь к человеку проистекает из моего знания человека и из понимания изумительных возможностей, открывающихся перед ним».

Вообще упреки в «грубости» и «вульгарности» языка Лондона немало объяснялись тем, что писатель вкладывал более широкое содержание в понятие стиля, нежели его критики, что он отдавал предпочтение «силе стиля» перед «меткостью выражений». Лондон утверждал, что любой «путем упорного труда может добиться точности языка, но немногие могут овладеть силой стиля… Миру нужна не столько точность выражения, сколько сила убеждения». И он действительно обладал способностью убеждать читателя, покорять его своей авторской волей.