– Не допросить ли нам этого хлопца с минного поля? – осторожно предложил Миклош пану. – Уж больно он с вашим камердинером подружился… Правда, тот его выхаживал… А сельскому хлопцу внимание городского человека ох как лестно! Что, если наш тайный граф сумел его посулами да уговорами на свою сторону привлечь?
Пан поднял на него тяжелый взгляд, от которого у Миклоша побежали по коже мурашки. "Колдун! – тоскливо подумал он. – Не приведи господь, обратит в камень или разума лишит – по-собачьи лаять заставит…" Он был свидетелем того, как крестьянин, подкарауливший пана Зигмунда со свитой в лесу, внезапно выскочил из засады с ножом, требуя вернуть пропавшую накануне дочь. Зигмунд взмахом руки остановил кинувшихся на защиту телохранителей и пристально взглянул на нападавшего: тот выронил нож, упал на четвереньки и стал лаять, как дворовая шавка…
– Хорошо, приведи этого… Яна. Дочь мою тоже прихвати, может, она что прояснит. Что за события тут в мое отсутствие происходили? Чего вдруг Юлия им заинтересовалась?
Миклош кивнул и поспешно вышел, облегченно вздохнув. Вроде пронесло, только надолго ли. Всё обернулось не так, как пан задумал, значит, начнёт виноватого искать. А виноватый вот он – всегда под рукой. Эх, жизнь холопская!.. А дочка того крестьянина прехорошенькая была! Сам пан с девчонками не развлекался, стражникам своим отдавал, но наблюдать любил; Миклош, как старший над всеми, конечно, первый начинал. Сначала непривычно было при всех-то… Да и неподвижный взгляд пана смущал. Потом Миклош приспособился: чарку самогона опрокинет – и трава не расти…
О том, что потом делал пан со своими жертвами, Миклош старался не вспоминать. Магистр великого "Ордена черных колдунов" знал, что делает!
Некоторое время спустя Миклош отворил дверь, пропуская вперед Юлию. В нём говорило не воспитание, а инстинктивная боязнь зверя чувствовать кого-то у себя за спиной, пусть даже это – просто молодая женщина. На молчаливый вопрос пана Миклош только пожал плечами.
– Видимо, с хлопчиком мы тоже опоздали!
В глазах Зигмунда зажглись зловещие огоньки.
– Достань мне этого байстрюка хоть из-под земли! Головой отвечаешь. Учти, Миклош, ещё одна такая ошибка – самолично твое сердце из груди вырву!
Побледневший Миклош попятился назад к двери, будто пан уже занёс над ним свой острый кинжал. Для того чтобы представить, как ясновельможный это сделает, старшему охраннику не нужно было даже напрягать свое воображение; суметь бы забыть то, что он видел наяву!.. Он выскочил в коридор, вытер пот и перекрестился: кажется, он опять получил отсрочку…
Между тем пан Зигмунд стал расспрашивать дочь.
– Юлия, расскажи-ка мне поподробнее, как умер Епифан?
– Не знаю.
– Как же так? А Вальтер говорил, что ты при этом присутствовала.
– Когда Вальтер его, мертвого, осматривал, я действительно была, а вот как это случилось – уволь!
– Ну, не странно ли, что умер вдруг здоровый мужик, который никогда на болезни не жаловался?.. Попробуй вспомнить вс-, не торопись, расскажи по порядку.
– Беата… Она провинилась передо мной. Хотела присвоить кое-что, принадлежащее мне…
– Хочешь сказать, украла?
– Не совсем. Правильнее так: она украла мое право быть первой. Я и отдала её Епифану. Или прикажешь церемониться с обнаглевшей служанкой?!
В голосе Юлии появились истерические нотки: она всегда знала, чем пронять отца, но не возмущение зарвавшейся служанкой в ней говорило, – та получила свое сполна, – а боязнь, что отец докопается до подробностей её отношений с Яном. Она позволяла деревенскому парню, слуге, обращаться с собой, как с последней продажной девкой!
– Хорошо-хорошо, не должна… Продолжай.
– А это всё…
– Как – всё?!
– На другой день я проснулась, ко мне зашёл Вальтер и сказал, что Епифан умер от разрыва сердца… Он, видимо, перестарался с Беатой: у неё были вывернуты руки и даже спина искусана. Сам догадайся, что мог с ней делать Епифан… Он же был зверем!
– Но, заметь, преданным зверем. Он никогда бы не напал на своего хозяина… Что ещё?
– С Беатой случилась истерика, и Вальтер дал ей успокоительное. А потом она попросила у меня прощения. Ползала на коленях, целовала ноги… Так, знаешь ли, трогательно. Если разобраться, она – просто дурочка…
– Но что всё-таки случилось с Епифаном?
– Говорят же тебе: умер! Похоронен на заднем дворе.
– Кто видел, как он умер?
– Не знаю!
– Ладно, а где Ян?
– На кухне. Я посылала его помочь Марии.
– Миклош, сходи-ка на кухню. Если его там нет, спроси, кто и когда его в последний раз видел?
Миклош поспешно вышел.
– Если он все ещё там, будем надеяться, Миклош его отыщет…
Пан Зигмунд взял в руку висевший на груди тяжелый серебряный крест.
– Посмотри на него, Юлия, внимательно посмотри… Вглядись, вспомни: ты пришла к Епифану. С кем?
Глаза Юлии затуманились, лицо побледнело и приобрело растерянное выражение.
– С Яном… заставил… не знаю, как.
– Рассказывай: что он сделал, когда вы пришли?
– Посмотрел на Епифана долго… страшно… Епифан упал, не шевелится… Ян снимает Беату… Она в обмороке. Ян несёт её на руках. Пришли в мою комнату. Он говорит: "Охраняй!" Уходит. Возвращается с Иваном…