Ваш выход, княжна

Только Ян собрался вылезти из своего укрытия, как с той же стороны опять послышался конский топот. Группа всадников, гораздо многочисленнее предыдущей, промчалась следом за первой, и всё стихло.

Трудно сказать, сколько прошло времени – Ян решил не рисковать и остаться в своём убежище, когда мимо медленно проехали возвращающиеся всадники.

– Одного мы сразу зацепили, точно! – возбужденно рассказывал юношеской голос. – В грудь попало. Я видел, как он покачнулся. Может, где-то здесь валяется?

Ян боялся даже дышать; не хватало ещё, чтобы начали искать убитого!

– Нужен тебе этот дохляк! – насмешливо отозвался голос постарше. – Мог бы ещё тех четверых, что мы зарубили, с собой прихватить.

– Да мне-то что, – стал оправдываться первый, – а если и вправду только ранили?

– Рассвета дождешься, съездишь – посмотришь… И все-таки как глупо они на нас нарвались! Видимо, разведка. Не учуяли засады. Я же говорил, место у нас удачное, сиди себе, как паук в паутине, и жди, когда залетит кто-нибудь!

Голоса становились все тише, тише, пока совсем не смолкли, и опять наступила тишина.

"Как хорошо, что я остался здесь, в не пошел по дороге, – тоже бы нарвался", – думал Ян, ворочаясь в своем убежище, и не заметил, как забылся тяжелым, полным кошмаров сном.

Разбудил его стон. Хлопец с трудом разлепил глаза. Казалось, он только что заснул. Скулы свело зевотой. "Кто стонал? Или это мне приснилось?"

Стон донесся снова и явно извне. Стонал будто ребенок или подросток: "Мамочка! Мамочка!" Потом этот же голос забормотал что-то на непонятном языке.

– Господи, уж не чудится ли мне?

Ян выглянул наружу. Светало. В предрассветном сумеречном тумане плыли какие-то тени, бесплотные, серые. Что-то тяжело дышало и шуршало стерней. Он переборол в себе страх и, ежась от холода, побрёл на звук.

Одинокая лошадь, без всадника, но под седлом, вплотную подошла к стожку, бывшему Яну ночным пристанищем, и губами осторожно вытягивала из него солому.

Он так засмотрелся на лошадь, что споткнулся обо что-то, ответившее на толчок тем самым, по-детски жалобным стоном. Ян наклонился. Перед ним на земле, скорчившись и подтянув к груди ноги, лежал паренек лет шестнадцати. Его юное нежное лицо, даже без намека на растительность, казалось бледно-зелёным. Черная папаха, видимо, плотно нахлобученная, при падении с лошади осталась на голове, смягчив удар. Зауженный в талии полушубок из хорошей овчины сохранял столь необходимое раненому тепло. Хромовые сапожки ловко сидели на маленькой, совсем не мужской ноге. Паренек больше не стонал.

"Умер, что ли? – Ян поднял голову лежащего. – Жалко, если так, красивый парнишка. Ресницы-то какие длинные да пушистые, такие впору девице иметь!"

– Парень, ты меня слышишь? – он слегка потряс лежащего за плечо.

Ресницы раненого дрогнули, и невидящий, полный муки взгляд на секунду открылся ему.

– Жив, значит, – обрадовался Ян. – Тогда лежать тебе на сырой земле вовсе ни к чему!

Он хотел подтащить бесчувственное тело к стожку, взяв за плечи, но рука его стала мокрой от крови: парень был ранен в левое плечо. Ян взял его на руки. Тот оказался неожиданно легким, и донести его оставшиеся несколько шагов оказалось нетрудно.

Наскоро надергав из стожка соломы, Ян соорудил постель и положил на неё парнишку так, чтобы стожок прикрывал от ветра и не остудил вконец раненого, когда он станет его осматривать.

На поле становилось всё светлее, и вместе с прибывающим светом рассеивался, клочьями уплывал туман. Парень был по-прежнему без сознания, и Яну больших усилий стоило снять с него тяжелый, мокрый от росы полушубок. За поясом у того висел странный граненый кинжал в золоченых ножнах. Ян такого никогда не видел. Осторожно попробовал лезвие – острый! – и, чтобы не мучить опять застонавшего парня, нижнюю рубашку ему просто вспорол найденным клинком.

То, что он увидел, заставило бы остолбенеть любого: у раненого, которого он считал парнем, была… девичья грудь!

Теперь всё стало на свои места – и отсутствие растительности на лице, и маленькая нога, и длинные ресницы, и красивые, чуть пухловатые губы… Но ведь один из всадников кричал: "Сережка!" Значит, и от своих скрывалась? Кто же она?

Впрочем, размышлять об этом было некогда. Хорошо бы промыть рану, посмотреть, не сквозная ли?

Пуля засела в плече, и Ян подумал, что ему трудно придётся. Однако, вспомнив, как вытащил пулю из головы Ивана, он приободрился. Одна надежда: авось эта "Сережка" потеряла не так много крови, чтобы сразу отправиться на тот свет. К счастью, полушубок так плотно сидел на ней, что, когда промок, сыграл роль тугой повязки.

Вот ещё что: надо поймать эту лошадь – может, у седла мешок или торба какая? Нам бы только фляжку – хоть со спиртом, хоть с водой.