Ваш выход, княжна

Эта неуклюжая шутка рассмешила Ольгу и сняла охватившее было её напряжение. Что поделаешь, без родительского благословения идёт под венец, – так ведь и родителей в живых нет. Любимый дядечка и тот далеко-далече, доведется ли увидеться… Платье не белое, свадебное, а каждодневное, не раз надёванное… Жених в карете не приедет – в церковь пешком идти придётся…

Катерина поняла волнение Ольги и прижала её к себе.

– Не журысь! Я тебя заместо отца-матери благословлю.

Она сняла с шеи образок и перекрестила Ольгу.

– В мене рука лёгка, счастлива будь!

В маленькой церквушке стоял полумрак, пахло ладаном и свечами. Какие-то горестные старушки молча расступились, пропуская молодых людей к алтарю. Герасим пошептался с пожилым, опрятным священником, который ненадолго скрылся в притворе, чтобы появиться облаченным в епитрахиль, с толстой церковной книгой. У Ольги опять сжалось сердце: судьба делала новый поворот и отдавала её в руки мужчине, который должен стать для неё самым родным и близким, но… но не поспешила ли она?

– Венчается раб Божий Вадим рабе Божьей Ольге… – бубнил священник.

Воск со свечи капал Ольге на руку, точно само время отмечало её переход в другую ипостась.

– Поцелуйтесь, теперь вы – муж и жена.

"Ну вот и всё!" – подумала княжна. "Что это – всё? – возмутилась в ней другая Ольга, которая всё чаще стала подавать свой голос в такие вот серьезные минуты. – Чего это ты расхныкалась, себя зажалела? Посмотри, какой красавец рядом с тобой: честный, умный, благородный… Пора с детством-то расставаться! Как говорит Герасим, не трусь, прорвёмся!"

Поцелуй Вадима вернул её на землю: здравствуй, жена!

Герасим дал священнику пачку денег, которую тот, не считая, сунул в карман. Алька, напутствуемый Вадимом, раздал несколько бумажек сгрудившимся вокруг них старушкам. "Счастья, счастья!" – прошелестело вслед молодоженам.

– Вот молодцы, что решились! – откровенно радовался Герасим, пожимая руки Зацепину и Ольге. – Подумаешь, война, а жизнь продолжается…

Они шли по улице веселые, возбужденные, с безрассудством молодости позабыв о том, что уже две недели живут на положении узников. Вроде их не удерживали, но чувствовалось, что и уйти им не дадут. Стоило, например, кому-то из них выйти прогуляться, как несколько пар глаз тотчас принимались следить за всеми его передвижениями – поблизости располагался штаб махновцев.

– Катюша, – говорил Герасим, – кивая на прижавшихся друг к другу новобрачных, – а они таки нас обскакали!

– Сам же говорил, только в Мариуполе, мама мечтала.

– Говорил, а посмотрел на них и пожалел. Давай и мы, как только отсюда вырвемся, так в первой же церкви и обвенчаемся. А мама и так радоваться будет, что живыми добрались.

Мимо них на рысях промчался отряд анархистов.

– Куда это они? – проводил их взглядом Алька.

– Сие мне очень не нравится, – задумчиво проговорил Вадим. – Слышите, какая началась стрельба? Похоже, на город кто-то напал. Лютый обмолвился, вроде, генерал Шкуро силы стягивает. Неужели белые прорвались?

Навстречу им попался ещё один отряд, поменьше, и кто-то из бойцов закричал артистам:

– Быстрее, белые уже в городе! Мы уходим! Догоняйте!

Катерина испуганно схватила Герасима за руку.

– Господи боже мой, колы это кончится! Иде той Мариуполь? Дойдём до него, чи ни? Невжели ж на усей земли нема места, шоб можно буде пожить по-людски?!

Она говорила речитативом, словно по мертвому причитала, вне себя от отчаяния Ольга удивилась срыву всегда такой спокойной женщины, а Вадим, желая побыстрее вернуть ассистентку и друга в обычное состояние, перешёл на насмешливый тон:

– Уж не истерика ли у вас, Катерина Остаповна? К лицу ли сельской женщине эти интеллигентские штучки! Вы ж обещали мне впредь "на мове не размовлять". Для чего мы с вами русским языком занимались? Да и мы разве не по-людски живём? Всё время, можно сказать, в гуще событий. Профессию заимели романтическую – бродить по свету, людей развлекать. Многие нам завидуют. А что до смены власти, то она не должна вас волновать. Мы же выяснили: цирк – понятие интернациональное и внеклассовое. Нам бояться нечего.

– Сама не знаю, чего я испугалась, – призналась Катерина. – Так сердце защемило, мочи нет!

Зацепин хотел ей ответить, что сердечные предчувствия вещь ненадежная и обращать на них внимание должны нервные институтки, а не такие мужественные женщины, но тут опять послышался конский топот. На этот раз всадники ехали не торопясь, четко придерживаясь дистанции, чувствовалось едет регулярная армия. Военные были одеты в форменное обмундирование, что после пестро одетых махновцев являло-таки для глаз отрадную картину.

Белые ехали молча, устало покачиваясь в седлах. Некоторые были ранены, и их белеющие повязки нарушали общее впечатление стройности и порядка. Военные уже поравнялись с циркачами, которые настороженно разглядывали их, когда первый с края ряда военный в форме ротмистра обернулся всем корпусом и придержал коня.

– Мамочки мои! – воскликнул он, по-московски "акая" и кивая товарищам, чтобы его не ждали. – Никак, Вадим Зацепин. Поручик! Или ты уже не поручик?