Ваш выход, княжна

А жизнь шла своим чередом. Как-то, после одного из выступлений, Вадима с Катериной пригласили на обед анархисты. Сам Лютый, один из подручных батьки Махно, сидел рядом за столом и, обнимая поручика за плечи, признавался:

– Дуже я вас, артистов, уважаю. Такое вы умеете, аж дух захватывает! От признайся, куда делся Васькин браунинг? Все видели, как ты положил его в ящик, а потом по стенке постучал, открыл – нема. Може, у тебя там зверёк какой сидит обученный, какая-нибудь мышка?

– И куда же она всё уносит?

– В ящике где-то дырка, а? И в столе такая ж, на который ты этот ящик ставишь. Угадал?

– Нет, не угадал. Просто, Сидор, я тебя тоже уважаю, но секрет открыть не могу. Это мой хлеб.

И добавил, как бы про себя:

– Смешно сказать: ящик – мой кормилец!

– Тогда другой секрет открой. Твоя помощница – Катерина – тебе, скажу, не под стать. Она – баба справная, здоровая. Ты против неё хлипкий. И моложе глядишься.

– Здесь никакого секрета нет. Катерина действительно только моя ассистентка.

– Значит, она свободна?

– Думаю, нет. По крайней мере, я знаю её жениха. Они хотят пожениться в Мариуполе, там у Герасима – отец с матерью.

Лютый помрачнел.

– Герасим… Ваш борец, навроде?

– Борец.

Анархист помолчал и тяжело вздохнул.

– Этот ей пара. Супротив такого и мне не сдюжить.

Катерина, будто почувствовав, что говорят о ней, улыбнулась им через стол и показала глазами, мол, пора уходить. Вадим заторопился прощаться.

– Погодь, – Лютый положил ему на плечо тяжелую ладонь и скомандовал сидящему рядом молодому казачку. – Мешок неси!

И кивнул Катерине.

– А ты, девонька, садись сюда, разговор небольшой есть.

Катерина обошла стол и села рядом. Лютый оглядел её ласкающим взглядом.

– Говорят, ты замуж собралась? Может, передумаешь, пока не поженились? Я добрый, знаешь, как любить тебя буду!

Катерина твердо выдержала его взгляд.

– Верю. Только сердцу не прикажешь. Спасибо за хлеб-соль.

Казачок принес набитый продуктами мешок.

– Это вам. Хлопцы благодарят.

Лютый кивнул на сидящих за столом. Те дружно захлопали.

– Думали деньгами дать, да что сейчас деньги?

Он замялся и посмотрел на Катерину:

– Катря, не обидь отказом!

Вынул из кармана френча коробочку и предложил женщине. Та открыла её и зажмурилась от вспыхнувших из неё бриллиантовых огней.

– Подарок, на свадьбу, – он спешил, боясь её возмущения. – Не думай ничего плохого. Это так. За твою красоту. За честность. Без обиды. Знаешь, что хлопцы говорят? На неё – на тебя, значит, – смотришь и жить хочется, раз такие женщины на свете есть. Возьми.

Катерина взглянула на Вадима. Тот согласно кивнул. Она взяла коробочку и поклонилась мужчинам.

– Спасибо.

Сидящие в горнице взревели от восторга. Решение подарить Катерине серьги было их общим. И тут же примолкли, будто с мечтой расставались и чувствовали, что никогда больше её не увидят.

"Вот тебе и неотесанное мужичье!" – растроганно подумал Вадим и тут же вздрогнул от признания наклонившегося к его уху Лютого.

– Мы вчера белый обоз взяли. Драгоценностей – на многие тыщи! В общую кассу сдали, но кое-что и себе оставили. За беспокойство.

И довольно хмыкнул.

– Послушай, – некоторое время спустя возбужденно говорила Вадиму Ольга, тоже вернувшаяся с представления, – я у анархистов кое-какую литературу полистала. Не так всё просто, как мы себе представляем! А они, между прочим, в своих воззваниях на слова графа Толстого Льва Николаевича ссылаются: "Без возвеличивания себя и унижения других, без лицемерия, обманов, без тюрем, крепостей, казней, убийств не может ни возникнуть, ни держаться никакая власть!"

Ольга декламировала с пафосом, почти как Алька эмоционально размахивала руками. По мнению Вадима, она с каждым днем всё больше утрачивала и врожденную утонченность, и аристократическое воспитание, приобретала столь свойственные революционерам черствость и фанатизм; начинала думать об окружающем в мировом масштабе. Что ей было до страданий тех, кто рядом с ней! От этих мыслей Вадим помрачнел ещё больше.

– У тебя что-то случилось? – почувствовала наконец неладное Ольга.

– Ничего! – сердито буркнул он и язвительно подумал: "Заметила! Лучше поздно, чем никогда. До того ли ей теперь? Любимица анархистов, революционная амазонка, Гаврош в юбке! Глядишь, скоро начнет по окопам ползать, патроны анархистам подносить!"

А вслух сказал.

– Значит, твои махновцы – идейные? Выступают против власти, как аппарата насилия, и это насилие искореняют своим революционным насилием?

Ольга удивилась. Так ядовито, раздраженно Вадим ещё с ней не разговаривал. Она чувствовала, что нравится ему, но это не повод, чтобы так распускаться! Кажется, и он ей небезразличен, но она же ничего не говорила, когда он несколько дней подряд колдовал вместе с Катериной над своим черным ящиком и никого из посторонних близко не подпускал. Это она-то посторонняя!