Ваше благородие

— Типичный случай агрессивной шизофрении, — сказал врач. — Маниакальное состояние. Попал к нам третьего числа января 1907 года. Назвался Крысяковым Вадимом Петровичем, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения. Уроженец Энска. Проживает на улице Десять лет Октября. Образование восемь классов. Умеет читать. Заговаривается об автомашинах, самолетах, катерах на подводных крыльях. Легко впадает в агрессию. Опасный тип. Проскальзывают социалистические лозунги.

«Получается, что я здесь не один, — подумал я. — Голос определенно знакомый. Можно не шевелить пальцем, и он останется здесь навечно. Чем больше будет упорствовать в том, что он знает, тем сильнее будет диагноз. Тут, кто первым успел надеть белый халат, тот и главный. Если его освободить, то одним налетчиком будет больше. А если удастся его перевоспитать? Как бы не так, — возразил я сам себе. — Ты что не помнишь результаты перевоспитания уголовников после революции? Эти социально близкие заполонили партийные органы и органы безопасности, устроив массовый террор. Но мы-то им не дадим так развернуться. Поэтому придется помогать».

— Разрешите мне поговорить с ним один на один, — сказал я. — Тип очень интересный. Возможно, что из него можно выудить что-то стоящее.

Моя последняя фраза так заинтересовала подполковника Скульдицкого, что он тут же дал команду открыть камеру-палату и взял мою шашку на хранение во время беседы.

— Олег Васильевич, — сказал он, — мы постоянно на стреме. Чуть что — поможем.

Вход в палату военного и не в белом халате озадачил Крысякова. Он сразу сжался и стал ожидать если не мордобоя, то какой-то пакости от властей. Обычный уголовник, который уже сиживал в тюрьмах и знает повадки тюремных властей.

Я внимательно присмотрелся, и мне показалось, что я его знаю.

— Ну-ка, — скомандовал я, — скажи: мужик, огонька не найдется?

Крысяков сжался в предчувствии нехорошего.

— Тебе что, все время повторять надо? — низким тоном сказал я.

— Мужик, огонька не найдется? — сказал Крысяков.

Он! Точно он! Сука! Как он-то попал сюда? Ага, он обхватил своими руками мои руки с зажженной спичкой. И мы оба попали сюда. Только я в отключке, а он живой и здоровехонький. Меня люди спасли, а его эти же люди и повязали.

— Хочешь жить, сука? — зловеще спросил я.

Крысяков согласно мотнул головой.

— С сегодняшнего дня перестань кричать всякую ерунду, — сказал я. — Ты знаешь, какой сейчас год?

Крысяков отрицательно мотнул головой.

— Заруби себе на носу, — сказал я. — Сейчас вторая половина одна тысяча девятьсот восьмого года. Ты только через пятьдесят лет родишься. Учти, девятьсот восьмого года, и тебя с твоим Интернационалом и товарищем Лениным скоро постоянно в смирительной рубашке держать будут. Ты этого хочешь?

Крысяков отрицательно мотнул головой.

— С этого дня, с этой минуты ты ничего не помнишь и ничего не знаешь, — сказал я. — Начинаешь учиться всему по новой. Как маленький ребенок. Я за тобой пригляжу. И учти. Продолжительность твоей жизни будет зависеть от длины твоего языка. Я и сейчас могу тебя пристрелить, скажу, что ты изготовился на меня нападать. Помнишь, как говорил товарищ Сталин? Нет человека и нет проблемы. И запомни еще раз. Ты меня не знаешь. А ты и так меня не знаешь. Будешь доказывать обратное, тебя начнут лечить обливанием ледяной водой и электрическим ваннами. Это у них сейчас самое модное лечение. Не доводи дело до греха.

Я встал и вышел.

— Ну как? — в один голос спросили главный врач и подполковник Скульдицкий.

— Нормально, — сказал я, — похоже, что его что-то испугало, вот и начал выкрикивать что-то бессвязное. А, может, мухоморной настойки хлебанул. Шаманы ее частенько применяют. Напьются и рассказывают, что им привиделось, как они с богами общаются. А, может, мундир на него завораживающе подействовал. Возможно, что слушал и социал-демократов. Но было бы интересно еще понаблюдать за ним.

В окошечко было видно, что Крысяков спокойно сидел на кровати и даже не пытался качать свои права, понимая, что никаких прав у него нет, и они появятся только тогда, когда он докажет, что к нему возвращаются разум и человеческие черты.

Мы вышли из больницы.

— Это очень интересно, как вы успокоили буйнопомешанного, — сказал подполковник. — Вас куда подвезти?

— Спасибо, — сказал я, — зайду к моим спасителям, благо больница, куда я попал, совсем недалеко. Воспользуюсь случаем, чтобы высказать слова благодарности.

Скульдицкий кивнул головой, и я ушел.

В больнице я похвастался новенькой медалью и поспешил в корпус.

Через час строевая подготовка на плацу. Собираюсь представить миру новую песню. Новая песня она здесь, а у нас она была написана в 1942 году поэтом Виктором Гусевым, а музыку написал композитор Соловьев, сами понимаете, Седой. Я ее долго вспоминал, возможно, что-то и переделал. Мы ее две недели потихоньку разучивали в казарме.

«Взвейтесь, соколы, орлами» это уже старинная песня, нужно что-то новенькое. Добавим огонька к городской сплетне.

Рота была почти вся на месте, за исключением караула. Все одеты тепло.