Ваше благородие

Десятью минутами позже подпрапорщику удалось-таки связаться с Сарабузом. И ему даже позволили переговорить с подполковником Ставраки.

— Да, сэр! Нет, он жив, сэр! Честное слово! Как выглядит? Ну, по правде говоря, выглядит так, словно забыл дома свой пластиковый мешок. Извините, сэр. Нет, документов нет. Ай-ди тоже нет, говорит, отобрали. Что? Одну минутку…

Он положил трубку на стол и заглянул в кладовку придорожной закусочной, где была устроена импровизированная караулка. — Капитан, подполковник Ставраки спрашивает, когда вы с ним виделись в последний раз, кто с вами был и о чем вы говорили…

Высушав ответ, он вернулся к телефону.

— Он говорит, это было во вторник, с ним был подпоручик Козырев и говорили вы о кобыле князя Волынского-Басманова. Это правильно, ваше благородие? Еще одно: с ними пленный. Капитан спецназа ГРУ, пьяный как зюзя… так точно, ваше благородие. Ждем, ваше благородие…

* * *

— Нет, вы скажите, это вы подали «Красный Пароль»? — наседал Боб.

— Не я, — честно ответил Артем.

— А почему же тогда Семен занимается вами? Думаете, я не знаю, кто такой Семен? Я отлично знаю, кто он такой.

— Возможно, у него были какие-то свои, личные причины.

Боб хмыкнул, поелозил на мешке резиновых перчаток. На нем было не так удобно, как на мешке термоперчаток, но лучшее сиденье в кладовке он уступил Артему. Караульные угостили их остывшими пирожками из автомата и кока-колой. Ненавижу это сладкое дерьмо, сказал Боб, и осушил банку в два глотка. Артем сделал только один глоток, и его тут же вырвало. Слава Богу, это происходило еще на улице, а не в здании. Опытный унтер диагностировал все то же сотрясение мозга и в караулке Артема уложили на одеяла, дав в качестве подушки мешок с термоперчатками. Действие коктейля «коньяк-опиум» было на исходе, и Артем смог бы сейчас сосчитать все свои швы, не раздеваясь. Разговор он поддерживал именно для того, чтобы отвлечься от этой арифметики.

— А какие причины были у вас, сэр? Деньги? Ненависть к СССР? Почему вы передали «Красный Пароль»?

— Я не передавал его, Боб.

— Ага, а моя бабушка умерла бездетной.

«Лучше бы оно так и было…»

Конечно, Файнштейн знал, что они не уедут дальше ближайшего поста. И Боба Коленко подсунул ему не случайно. И даже — вот добрая душа! — поделился с ним кое-какой информацией. Артем чувствовал, что через него израильтоны норовят протащить какую-то дезу. Время авианалета? Вряд ли это деза. Для протаскивания такой дезы не нужен Боб Коленко. Не его специальность. Специальность Боба — широко растиражированные жареные факты. Хрен тебе, Бобик, а не жареные факты.

— Боб, а что вам наболтал Семен?

— Наврал, что я сделаю лучший репортаж в своей жизни. Что моей помощи просит тот самый офицер, который подал сигнал к началу войны.

— Воистину, наврал. Я прошу за него прощения, Боб.

— Послушайте, капитан! Я чуть ли не сутки мотаюсь по нашим фронтам и тылам со своей камерой. И везде говорят о таинственном офицере, который передал «Красный пароль» и был убит красными на Роман-Кош. А в Корниловской дивизии так прямо называют имя этого офицера. Ваше имя, капитан.

— А как ваше полное имя? Борис? Роберт?

— Бонифаций, — слегка смутился журналюга. — Не надо ржать.

— Не буду. — Верещагин действительно старался избегать всяких предельных для ребер и носа нагрузок, как-то: смех, кашляние и чихание. Особенно — последнего. Ему казалось, что один чих — и все, что с таким трудом собрала Фаина Абрамовна, разлетится вдребезги.

— Вы опять уводите меня от темы. Капитан, я же не требую настоящих военных тайн. Но люди, жизнь которых подвергается опасности, имеют право хотя бы знать правду. Как так вышло, что военные решили оказать сопротивление советским войскам?

— Откуда я знаю, Боб? Что я, генерал?

— Объясните хотя бы с точки зрения капитана. Еще вчера вы были за общую судьбу голосовали за СОС на выборах…

— Поправка, Боб: был против и не голосовал.

— Но остальные-то были за! Семьдесят процентов активных избирателей! Значит, и как минимум пятьдесят процентов армейцев. Человек не робот, капитан! Он не может в одну минуту переменить программу.

— Еще как может. Обманутая надежда и преданное доверие легко оборачиваются лютой ненавистью. Вы журналист и знаете, что случилось с Черноком. Как по-вашему, что мы должны были делать?

— И вы решили подать сигнал к началу войны?

— Боб, Я ЕГО НЕ ПОДАВАЛ! Поклянусь хоть на Библии, хоть на детекторе лжи: я его не подавал!

— А что же вы делали на Роман-Кош?

— Я не был на Роман-Кош.

— Не были?

— Не был.

— Ладно же… — Боб замолчал. Дверь открылась и на пороге возник «плечистый в талии» подполковник Ставраки.

— Это он? — спросил подпрапорщик.

— Он, — выдохнул Ставраки. — Арт, вы просто неповторимы. Вам мало газетной славы, вы решили обаять телевизионщика?

Верещагин встал.

— Я не выбирал себе компанию, сэр.

— А кто выбирал?

Артем не ответил. Боб тоже — видимо, о своем участии Файнштейн попросил не упомнать. Такой скромный Файнштейн.

— Вечно вы ищете на свою задницу приключений, — беззаботно сказал подполковник. — Хм, ну, по крайней мере стоите на своих ногах. Могло быть и хуже.