— Хм-м… Медицинский эксперт сказал, что швы накладывал израильский медик. Медицинские скобки — израильского производства. Накладывали их израильским хирургическим степлером. Все равно, что расписаться у человека на спине… И вообще за ситуацией чувствуется типично МОССАДовское нахальство. Как раз в эту часть истории я верю.
Адамс покосился на его бесстрастное лицо и снова перевел взгляд на квадрат зеркала. Его плотно стиснутые губы выражали осуждение. Но не высказывали. Армейский офицер не может высказать свое осуждение осваговскому палачу, поелику осваговский палач снимает с армейского офицера довольно тяжелое обвинение.
— All right, Flannahan, enough, — сказал Воронов, нажав кнопку селектора.
Капитан второго ранга Флэннеган не подал виду, что услышал команду, прозвучавшую в крохотном наушнике, но тут же быстро и грамотно свернул допрос. Его собеседник закрыл глаза и положил голову на руки, скрестив их на столе. Флэннеган одернул его: сидеть прямо, не спать.
Воронов нажал на селекторе другую кнопку.
— Ди, по чашке кофе всем нам, две чашки — в комнату для допросов. Мне и капитану — бензедрин. — Он отключил связь. — Хотите побеседовать с ним, господин полковник?
— Я? — удивился Адамс. — Зачем?
— Ну, это ведь вас обвиняют в срыве мирного воссоединения…
— Вас тоже.
— Да… Меня тоже. Брифинг — через сорок минут. Стенограмма допроса будет расшифрована… — Воронов покосился на стенографистку.
— За полчаса, сэр… — отозвалась девушка. — Печатать все подряд или только самое главное?
— Главное. Господам командирам дивизий некогда будет читать по сто раз одно и то же.
— Воронов, неужели вы и в самом деле не знали, что делал Востоков? — с недоверием спросил Адамс.
— Работа разведки далека от господних заповедей, — с расстановкой и после паузы ответил Воронов. — Но один из евангельских заветов мы выполняем четко. А именно: пусть ваша правая рука не знает, что делает левая. Востоков был правой рукой генерала Арифметикова. Я — левой. Я не знал, чем он занимается.
— Надо сказать, этот сукин сын очень ловко прятал концы…
— Еще бы! В этой игре были такие ставки…
Адамс опять посмотрел в зеркало.
— Это действительно нужно? — спросил он. — Не давать ему отдыха, не вводить обезболивающего…
— Это — приемы психологического давления. Чем труднее человеку сосредоточиться, тем труднее ему врать.
— А у вас сволочная работа, Воронов…
— На редкость сволочная.
В комнату для допросов вошла девушка в авиационной парадной форме с погонами прапорщика. Она катила за собой фуршетный столик с кофе.
— По правде говоря, я уже немного отвык от рутины, — продолжал осваговец. — И Флэннеган тоже. Мы, казалось бы, уже достигли тех ступеней карьеры, на которых черную работу поручают подчиненным. Но сейчас у нас, можно сказать, все в разгоне. Война, сами понимаете… Ну, вы хотите поговорить с ним или нет?
— Давайте, — решился Адамс.
— Флэннеган, идите сюда, — сказал Воронов в микрофон. Кавторанг поднялся из-за стола и вышел вслед за девушкой. Адамс столкнулся с ними в коридоре.
— Кофе, ваше высокоблагородие? — спросила девушка.
— Спасибо, не надо…
Он толкнул тяжелую звуконепроницаемую дверь. Вошел в кабинет и отпустил ручку, позволив пружине сделать свою работу.
— Господин полковник… — сидящий перед столом человек даже не обозначил намерения встать перед старшим по званию, и Адамс не мог его за это осудить.
— Господин капитан, — комдив сел напротив, в то кресло, из которого встал Флэннеган. — Как вы себя чувствуете?
— Благодарю, вполне сносно.
Адамс сделал ряд необязательных движений, как всякий человек, которому неловко: провел рукой по волосам, зачем-то поправил манжету, достал зажигалку и высек огонек, хотя и не собирался закуривать. Покосился на одностороннее зеркало и слегка разозлился. Ну да, он задал дурацкий вопрос… Он не умеет допрашивать людей. И не хочет. И не его это работа. Он и не собирался никого допрашивать — пришел просто поговорить.
Он думал вчера, что если им обоим повезет и они останутся в живых, первый и главный вопрос, который он задаст — почему Верещагин отказался выполнить его приказ. На второй вопрос: а почему, собственно, он сам подчинился приказу Верещагина? — полковник отчаялся найти ответ.
Вы себе можете представить военного, который решился на неслыханный риск и ответственность, превышающую свои полномочия и внезапно узнал, что кто-то уже взял все в свои руки и ведет, беспокоиться не о чем. Или есть о чем? На выбор — секунды: да или нет? Подчиниться или следовать своему решению? Игра ва-банк, равные шансы на выигрыш и на проигрыш, и выигрыш сомнителен, а проигрыш — непоправим.
Полковник выбрал — подчиниться. И двенадцать часов не знал, что же он выбрал… Он успокаивал себя тем, что человек, обладающий кодами и «Красным паролем», наделен чрезвычайными полномочиями и действует наверняка. О да, насмешничал внутренний голос, а сам-то ты какими полномочиями обладал?