Ваше Сиятельство 10

Однако я этого не услышал. Я вообще не услышал ни единого слова. Из эйхоса исходила лишь тишина, иногда прерываемая вздохами. Они были похожи на вздохи мучения и одновременно на вздохи сексуального удовольствия. Скорее всего они исходили от Ленской, если не предположить, что ее эйхос попал в чужие руки.

Я прослушал сообщение еще раз. Еще две с половиной минуты тишины и странных вздохов. Даже возникла мысль, что Ленская дразнит меня, играясь при этом с дилдо и держа эйхос второй рукой возле рта. Было искушение немедленно ответить ей, быть может даже тем же самым. Ведь начав играть в «молчанку» в ответ на ее прошлое сообщение, я хотел показать свое недовольство, что Светлана до сих пор не сообщила цесаревичу о наших с ней отношениях. Ленская — дама достаточно догадливая, искушенная в подобных играх. Она должна была понять почему я проигнорировал ее предпоследнее послание. Однако, отвечать ей тем же самым: тишиной и вздохами с моей стороны стало бы глупым. Скажем так, не по-мужски. Я нажал кнопку и сказал:

«Свет, привет. Что там у тебя такое стряслось, что ты вдруг потеряла дар речи? Если не можешь сказать, напиши хотя бы. К чему это пустое молчание?» — вот так, в меру сухо, не пускаясь в пространные речи, без проявлений тепла.

После чего включил второе сообщение от Ковалевской:

«Я обиделась, Елецкий. Ты не ответил ни через пять минут, ни до глубокой ночи. В связи с этим — а может и не в связи — улетаю с родителями в Крым. В общем, пока. Завтра утром меня в Москве уже не будет», — Ковалевская, как и я может быть немногословной.

Мне захотелось выругаться. Впрочем, кого винить кроме себя самого? Я поднес свой АУС ближе к губам и сказал:

«Оль, ну извини. Так вышло. Причем очень неожиданно для меня. Да, я действительно заходил к Глории, но у нее пробыл всего минут пять или десять. Можешь смеяться, но и в этот раз покои императрицы стали местом божественных явлений. Пожаловали сразу две богини: Афина и Артемидой. Заставили меня немедленно бежать в храм на Гончарной. Дальше сама понимаешь, очутился во владениях Охотницы, провел ночь с ней. Ты, наверное, уже слышала: Артемиде вернули все ее храмы. На Гончарной такое столпотворение! Никогда такого не было! Я едва протолкался к алтарям. У меня ощущение, что число прихожан в храмах Арти выросло этак раза в два, если не в три. И вероятно, за счет прихожан в храмы Перуна. А это очень серьезно. Я же тебе говорил, что сила богов складывается из нашего внимания к ним и числа людей, обращающихся с молитвами, приходящих к алтарям. Так что наша Артемида после всех этих потрясений не сдала позиции, а напротив очень много выиграла. Ей даже добавилось несколько храмов в Москве, кажется Твери и Киеве. Но это еще не все: теперь и у Светлоокой появились свои святилища в Москве. Быть может она станет также почитаема, как в древние времена. Народ тоже почитает теперь Воительницу с большой охотой, в ее храмах ожидается большой приход. Оль, мы с тобой большие молодцы, что смогли все так повернуть. И Арти, и Афина меня благодарили, хотя там со мной рядом должна была находиться ты. И очень виноват, что не сообщил тебе, что отправляюсь в гости к Арти — прости. Все вышло на эмоциях, очень спешил, а там, на Небесах, сама знаешь, эйхосы не работают», — надеюсь, мои слова умилостивили обиженную Ольгу Борисовну.

Потом я спросил: — «Ты надолго в Крым? Если надолго, то можем не увидеться перед моим вылетом, сама понимаешь куда. Я могу отбыть в ближайшие два-три дня. Надеюсь, поскорее закончить там и вернуться к тебе. Знаешь какая у меня мысль? Мы могли бы с тобой пожить некоторое время на нашей вимане. Я еще не обвыкся, но здесь вполне удобно, есть все необходимое, кроме твоих платьев — их мы обязательно купим. Много и самых красивых. Оль, целую тебя. Не сердись», — закончил я сообщение звуком поцелуя — перенял у Ленской.

Снова Ленская — она как заноза в моей голове. Иногда даже появляется желание привлечь волю Астерия и освободить себя от этих душевных и, надо признать, очень эгоистических трепыханий, которые во мне от прежнего графа Елецкого. Но я этого не сделаю, я буду жить выбранной жизнью, испытывая всю полноту ее вкусов. В том числе и обиды, и злость, и глупую ревность, царапающую мое сердце.