Ваше Сиятельство 10

Он может быть так бы и сделал, если бы в противовес этой простой идее, его не донимала иная мысль: куда он пойдет потом? Ведь без всяких сомнений его ищет полиция, наверное, фото Майкла Милтона есть у половины констеблей. С еще больше рвением его ищут люди Джоила Батлера, да и самого герцога Уэйна. И опять же, вот так бессовестно оставить Синди он не мог: все-таки Майкл Милтон был джентльменом, правда очень трусливым. Причем он прекрасно осознавал, что его трусость худшая из его черт, которая сильно мешает жить. С детства он завидовал и восхищался Элизабет. Если бы этот мир был справедливее и распределил отвагу Элиз между ними пополам, то Майкл, наверное, мог бы стать большим человеком. Майкл много раз пытался воспитать в себе смелость, но это было не так просто даже если следовать советам книг Тома Эриксона. Именно в этот момент, барон Милтон решил, что сейчас жизнь, загнавшая его в весь этот ужас последних дней, дает ему великолепный шанс наконец переступить через себя, и обрести те качества, которых он был лишен с детства.

Выждав еще с полминуты, Майкл побежал через дорогу. Когда уже до тротуара оставалось меньше десяти шагов из тумана вынырнул черный как смерть «Eicher Glory». Эрмимобиль отчаянно завизжал тормозами. Чтобы избежать встречи «Эйчером» Майклу не хватило всего одного шага. Яркой искрой в сознании барона мелькнула мысли: если он выживет, то в больницу пожалует полиция. Там непременно выяснится его личность, и тогда на свободе ему больше не быть.

* * *

— Что ты такое говоришь⁈ Я графу Елецкому? — растерянно произнесла императрица. Она явно пыталась разыграть непонимание, но испуг делал из нее плохую актрису.

— Да, графу Елецкому, — повторил я, умиляясь ее растерянностью. — Давай, рассказывай, дорогая. Тебе нравится с ним? Я слишком стар для тебя? Ну, отвечай! — я встряхнул ее.

— С чего ты это вообще взял? — Глория быстро взяла себя в руки и перешла в наступление: — И как ты вообще мог такое подумать⁈ Обо мне! Я ему в матери гожусь возрастом! Катись к черту со своими неуместными подозрениями! А Елецкий… Знаешь, мне нравится общаться с ним! И что дальше⁈

— Дальше вот что! — я оторвал ее он пола и усадил на малахитовое обрамление раковины.

Халат развязал одним движением пальцев. На миг дольше провозился с застежкой на брюках. Подвел ладони под ягодицы Глории и притянул ее к себе. Она сопротивлялась не слишком уверенно, но все же: уперлась мне в грудь руками, сжимала бедра.

— Ты — Елецкий… — глаза императрицы резко расширились от догадки, ротик приоткрылся, и она с уверенностью выдохнула: — Ты — Елецкий! — тут же ее сильные руки схватили меня за горло так, что я едва не захрипел от удушья.

Мой член сам нашел вход в нее или Глория нашла мой член — не знаю, кто из нас виноват в случившемся больше. Императрица вскрикнула, впуская в себя горячую твердь сразу глубоко и резко. Я прижал ее к себе, целуя в шею, губы.

— Коварный лицедей! Немедленно стань собой! — потребовала она. — Не хочу отдаваться старику!

Разве я мог не подчиниться воле самой императрице в тот момент, когда мой крепкий и жадный воин терзал ее глубины? Облик Филофея быстро слетел с меня. Глория крепче оплела меня ногами, застонала от блаженства. Потом приказала:

— Неси меня в спальню! Хочу там! — потом добавила: — Хочу тебя там!

Идти с такой аппетитной ношей по просторным покоям — еще то невыносимое испытание. Едва я вышел с Глорией в коридор, как ее поцелуи превратились частые укусы. Она резко сжимала меня бедрами и отпускала, чтобы снова впустить меня поглубже. Я же целовал ее в шею, в подбородок в полном восторге от ощущений ее тела, божественном ощущении себя в ней.

С отчаянными выдохами из нее дважды вырвалось мое имя, известное лишь посвященным: «Астерий».

Неожиданно моя любовница застонала, сжала меня, словно собиралась сломать мои кости и затряслась от оргазма. Не отпуская ее, я остановился у двери в спальню, по-прежнему держа императрицу на весу, входя в нее с еще большей страстью, в то время как она постепенно остывала от недавнего приятнейшего безумия.

— Надеюсь, боги не пожалуют в этот раз? — спросила она, по-прежнему крепко держа меня.

Я тоже жаждал удовлетворения. Немедленного! И кровать в ее спальне, до которой было десятка два шагов, казалась так далека!

В этот момент раздался звук распахнувшейся двери и раздался голос Филофея:

— Глория!

* * *