Ваше Сиятельство 2 (СИ)

— Замолчи! Ответишь честно на несколько вопросов и отпущу! — я сдавил ее ладонь до боли.

Она тоненько заголосила, захныкала, но уже не упиралась. Трое вошедших парней остановились, поглядывая на нас, но тут же потеряли интерес к не особо эффектной сценке.

— Чего ты ее так? — вступилась госпожа Евстафьева.

— Сейчас поймешь, — резко сказал я, развернул Грушину к себе, не отпуская руки, гневно спросил: — Кому из «Стальных Волков» ты сообщила, что меня сегодня нет в школе?!

Я не был уверен, что это сделала действительно она, но вытряхнуть из нее правду решительным наездом — вполне подходящий способ в данный момент.

Она молчала, взгляд ее метался по сторонам, задерживаясь на дальних столиках за танцполом. И по ее глазам стало ясно, что я ее подловил.

— Груша. Не тяни резину. И не надейся на своих друзей-волчат. Можешь не смотреть туда — они не помогут. Ты же помнишь, что я сделал с твоим сердечным другом Подамским? То же самое ждет сейчас этих выродков. Давай, говори! — я сдавил ее руку.

— Только Рамосу сказала. А что здесь такого? — ее вид стал жалок, казалось, из глаз сейчас покатятся слезы.

— Здесь такое то, что из-за твоего болтливого языка Айлин ударили ножом. И это сделали твои друзья-подонки. Рана у Синицыной очень тяжелая. Имей в виду, Груша, если Айлин умрет, то вряд ли выживет кто-то из твоих друзей и всех причастных к ее гибели, — пальцами левой руки я дернул ее подбородок вверх, чтобы видеть мокрые глаза баронессы. — Самое лучшее, что ты можешь сделать сейчас для себя, это рассказать все предельно честно, как было! А потом моли богов о выздоровлении Айлин!

— Но я не виновата, Саша! Откуда я могла знать, что так будет! — ее голос надломился, она заплакала. — Это все Рамос. Утром выхожу в школу, а он ждет меня. На эрмике подъехал. Говорит, давай подвезу, мол, ему по пути. О тебе начал расспрашивать, с кем ты дружишь, кто тебя в школе поддерживает. О Сухрове спросил. Потом, говорит, будто люди Лешего тебе вчера крепко надавали, и ты лежишь совсем плохой, в школу вряд ли придешь. Если не придешь, чтоб я ему сообщила. Я смотрю тебя нет перед началом третьего урока, и сообщила ему. Потом еще после четвертого на перемене подтвердила, что тебя нет, потому что он снова спрашивал. Я не знала, что они замышляют что-то против Айлин. Саш, я клянусь! Перед всеми богами клянусь, я не знала зачем им это! Только недавно мне Адамов сказал, что Айлин подрезали!

— Кто здесь сейчас из твоих дружков? — я отпустил ее руку, понимая, что Даша сломана и уже не убежит.

— Я с Рамосом, — она шмыгнула носом. — Еще там его друзья. Я вообще больше не вожусь с ребятами с Резников. Только с Рамосом иногда встречаюсь, когда он приглашает. Пожалуйста, только Подамскому не говори.

— Груша, ну ты совсем дурная! Зачем ты в такое дерьмо влезла?! — возмутилась баронесса Евстафьева. — Я же тебе говорила, что Саша очень крутой и против него нельзя переть! А ты с этим идиотом Подамским спуталась.

— Ну, дура, я дура! Хотела нравиться нашим! А Подамского я люблю, — Грушина и вовсе ударилась в слезы, размазывая темные потоки влаги, густо смешанные с тушью, вздрагивая и всхлипывая.

— На выпей что ли, — Талия открыла сумочку и протянула ей бутылочку вишняка, которую мы опустошили лишь наполовину. — Давай, пей — помогает от истерик. И не трясись так. Саша тебя не убьет. Да, Саш? — она слегка толкнула меня своими полными бедрами.

Отвечать на глупый вопрос я не стал, но продолжил расспрашивать Грушину:

— Твой Рамос какое место занимает среди «волков»? Он дворянин, нет? И сколько сейчас с ним человек?

— Ну нормальное место занимает, его все уважают. Нет, он простолюдин, но Лис с ним дружит. Вот тебе Таля может сказать, — Дарья покосилась на Евстафьеву и глотнула из бутылочки — скривилась, глаза стали еще мокрее.

— Сколько сейчас здесь «волков» и вообще друзей-знакомых твоего Рамоса? — повторил я вопрос.

— Рамос, Хугель, Балда и Жаба. Ну четыре. Фу, гадость, не могу пить, — она вернула бутылку Евстафьевой. — Хотя Жаба не из «Стальных Волков», он просто чей-то друг. И может еще кто-то подойдет.

— Ладно, веди к своему Рамосу. Сейчас объясню ему кое-что, — решил я.

Неожиданно Грушина вцепилась в край моей куртки:

— Только не говори ему, что я с Подамским встречаюсь. Пожалуйста! Он меня убьет, если узнает! — она снова пустила слезы.

И если бы я бы в другом мире и другим человеком, то, наверное, самое время было произнести: «С этой минуты ты работаешь на меня». Но я ей сказал:

— Запомни, Груша, я не плету интриги и не предаю, доверившихся мне людей. Но ты плохая подруга для своих дружков.

Мы не стали идти через танцпол — там уже изгибались под мелодию «Сибирячки» несколько весьма вольно одетых дам и два паренька. Чтобы не сталкиваться с ними, пошли между барных стоек «золотого ряда».

— Кто из них Рамос? — спросил я, когда понял к какому столику меня ведут баронессы.

— Вот тот, в черной куртке с драконом, — сказала Талия, вместо Грушиной — та совсем потекла слезами. — Слева жирный такой, это Жаба, — продолжила Евстафьева. — А в красном камзоле — это Балда. Другого не знаю.