Ваше время вышло! (СИ)

— Какая досада, право! А у паренька весьма… кхм… любопытная фантазия. Да еще и некоторая склонность к мазохизму в самой глубине души. Просто восхитительно! Жаль только, что он твой…

— Мой? Ты преувеличиваешь.

— Нисколько! Он же пожертвовал собой ради других, причем пожертвовал по доброй воле, никто его не заставлял. Добро всегда остается добром…

— Нет. Не всегда. Разве ты не видишь разницы? Да, он сделал добрый поступок… но почему? Потому, что он считает, что нужно нести в мир добро? Нет. А потому, что ему этого захотелось. Просто захотелось. Если в следующий раз ему захочется сотворить зло — колебаний также не будет.

— Ну… пока, что он не сделал ничего плохого…

— Пока. Но сделает, если это будет нужно ему. Тот, кто несет в мир добро, совершает хорошие поступки не потому, что ему захотелось в данный момент сделать именно это, а потому, что не приемлет иного поведения. И только на таких я могу опереться.

— Ну… ты слишком придирчиво подходишь к отбору, подобная щепетильность делает тебя слабым.

— Ты так полагаешь?

— Ага. Если бы ты был менее разборчив, то давно одержал бы верх.

— Знаю. Вот только эта победа оказалась бы поистине Пирровой. Ибо в таком случае, я просто занял бы твое место. Ты ведь этого очень хочешь, правда?

— Ну… это одна из моих целей, скрывать не буду. Но, как бы то ни было, если все останется, как есть сейчас, то рано или поздно ты проиграешь. Даже не так. Ты уже проиграл.

— Может быть… скорее всего, так. Но… но, знаешь, если мне представится выбирать из двух вариантов — проиграть злу или стать им, я всегда выберу первый. Всегда.

Поверхность тела нестерпимо зудела, наверное, что-то подобное испытывают змеи, когда теряют старую кожу. Но Отис змеей не был, да и, в отличие от рептилий, совершенно не понимал, что с ним происходит.

«Черт! Как неприятно-то!»

Сильно хотелось от души почесать раздраженные места, вот только делать этого не стоило, в чем Отис убедился еще раньше. Приходилось терпеть, правда, ни о каком сне в такой ситуации и речи быть не могло.

«Чеееееееерт… Неужели всю ночь так будет?»

Отис устало зевнул, укрылся поплотнее и уставился на электронные часы, стоявшие на столике. Безжалостный светящийся экран показывал двойку и два нолика. Человеческое горло издало приглушенный стон.

«Черт… сколько еще терпеть… скорее, скорее бы утро… Так! Нужно проверить жетоны.»

Отис засунул руку под подушку, сразу нащупав холодную поверхность металла.

«Один… два… три… четыре… Все, все на месте.»

Пальцы сомкнулись на одном из жетонов, Отис со всей дури сжал тонкий прямоугольник и сжимал все сильнее, чувствуя как больно впиваются металлические грани в кожу руки. И как одновременно с этим уходит изводивший его столько времени зуд во всем теле. И как последние силы утекают, капля за каплей.

Голова тяжело упала на подушку, и Отис тихо засопел, погружаясь в сон. Жетон так и остался крепко зажат в его ладони.

«Завтра…»

Чужая кровь

— Отис!

— А?

— Что ты делаешь!

— Как что? Стреляю из рогатки, — паренек лет восьми, слегка прикусил кончик языка и закрыл один глаз, прицеливаясь.

— Ты что! Они же живые! — девочка в аккуратном белом платьице строго смотрела снизу вверх на маленького хулигана. Красивые голубые глаза, точь-в-точь цвета неба у них над головой, выражали явное неодобрение.

— Конечно! Так ведь интереснее, — Отис разочарованно проводил разлетающихся в стороны голубей, напуганных маленьким камешком, пролетевшим в считанных миллиметрах от одной из птиц. — Ну вот, промахнулся…

— Так тебе и надо! — девочка показала язык. — Вот все расскажу родителям…

— Да ну тебя, Альви… — Отис насупился. — И вообще, раз так, я тоже им все расскажу. И как ты подкладывала учительнице кнопки на стул, и как назвала Светлячка дурой.

Светлячком они оба называли девочку, которая очень любила всякие святящиеся в темноте побрякушки. И если Отису подобные предпочтения было до лампочки, то Альви, или сокращенно — Аль, это просто бесило, она терпеть не могла Светлячка и, не отличаясь тихим и кротким характером, всячески показывала свою нелюбовь. В том числе самыми неподобающими (для юной леди) способами.

Кстати, Аль так же очень не нравилось, когда Отис называл ее полным именем. Мальчишка прекрасно знал это и, чтобы раззадорить свою приятельницу, частенько обращался к ней — Альви.

— Ябеда! — девочка возмущенно фыркнула и вновь показала язык. Отис аж поперхнулся от такого нахальства, надо было ответить что-то (не оставлять же последнее слово за Альви!), но слов не было, и он сделал единственное, что пришло ему в голову в тот момент — отвернулся, сделав вид, что ему все равно, и продолжил охоту на птиц.