Как-то меня пригласили в школу, где дети пугали учителей своим распущенным поведением – задавали вопросы о сексе. Меня попросили прочитать лекцию по половому воспитанию. У меня было предложение: «Лекция – это новая информация, которая создает дополнительное напряжение. Давайте я просто буду отвечать на вопросы». Единственной сложностью было дойти до самых главных вопросов, которые глубоко прячутся. Сначала шли проверочные. Например, откуда берутся дети – они, конечно, знали, откуда что берется, но спрашивали, чтобы проверить меня: буду ли я смущаться так же, как их учителя. У старшеклассников был другой эпатаж – они сыпали терминологией, которой другие их одноклассники не владели. Видя, что меня это не смущает, они оставили эпатажное поведение и стали спрашивать о том, что их действительно беспокоило. Один из самых популярных вопросов был такой: «С каких лет можно заниматься сексом?» Я их спрашиваю: «А вы сами-то как думаете?» – «Нужно с шестнадцати». После чего я объяснил, что вопрос не стоит «можно» или «нельзя». Всегда можно и всегда нельзя. Главное – тебе это нужно? Мне не нужно – тогда какая разница, можно или нельзя. А если нужно – тоже какая разница, можно или нельзя. Готовы нести ответственность за возможные последствия – беременность или заболевания, – занимайтесь сексом. А если не готовы – примите, что вы еще маленькие, и не выделывайтесь. Не будьте обезьянками – все занимаются, и я буду заниматься.
В сериале «Теория лжи» был эпизод, где доктор Лайтман нашел у своей двенадцатилетней дочери противозачаточные таблетки и вышел из себя. Он оказался не готов к такому повороту событий, скандалил на полную катушку, но был искренен. А у нас как чаще бывает – мы что-то нашли, начинаем орать, потом смущаемся того, что орем, и получается ни туда ни сюда. Лайтман был последовательным – его бесило, и он высказался. Не скажу, что это самая правильная и хорошая реакция, но она честная. Один папа меня спрашивает: «Зашел к сыну, увидел у него порнофильмы и растерялся – я не готов к разговору об этом». Не готовы – не говорите. Зачем стоять перед сыном, потея и краснея, – отойдите. Например, вы зашли, застали сына за просмотром порнофильма, уже не отвертеться, надо реагировать – так будьте естественными. Если вас это бесит – беситесь. Если смущает – смущайтесь. Не скрывайте. Ели ваша растерянность очевидна, не скрывайте очевидное и не прячьте свое смущение за пощечинами.
Мы не можем судить о чем-то, выдавать оценку, ставить диагноз, пока нам не ясно, почему ребенку это важно. Запреты не работают. Фразы типа «закончишь институт – тогда женись» или «исполнится двадцать лет – тогда рожай» – неэффективны. В этих случаях идет программирование. Если ребенку сказать, что сексом можно заниматься с 18 лет, а ему 16, то на два года он для себя эту тему закроет, а в 18 лет станет заниматься сексом, потому что пора, не спрашивая себя, хочет он этого или нет. Есть вопросы на осознанность: «Ты готов нести ответственность за возможные последствия – заболевания или беременность? У тебя есть где жить? У тебя есть зарплата? Ты готов содержать и растить ребенка? Если нет, то мама готова делать это за тебя?» И когда ребенок отвечает себе на эти вопросы, ему не надо уже ничего запрещать.
К сожалению, нас больше интересует не развитие наших детей, а то, как мы будем выглядеть, когда учительница или соседи скажут, что наш ребенок распущенный и нехороший. У моей знакомой пятеро детей, и старшая девочка с 11 лет живет половой жизнью, а с 13 – в гражданском браке. И что теперь? Что вы сделаете с этим, если ребенок созрел? Не можете предотвратить – примите. Не можете изменить – сдайтесь. Это лучше, чем метаться где-то посередине. Пришла дочь беременная – советую принять и уважать, а не «отмораживаться» и не «мазохировать». Нужна поддержка – поддерживайте. Ваше естественное поведение, когда вы называете вещи своими именами, ничего не придумывая, – лучшая реакция, что бы ни случилось.
Нашему ребенку уже 12 лет, а он ни разу не задавал вопросов, которые задают все дети: «Откуда я появился?» и прочее. Стоит ли самим заговорить с ним об этом?