Вашингтон

Когда немного стихла душевная боль от неожиданной раны и унялась невольная дрожь в руках, Вашингтон снова запечатал письмо и отослал Риду, сопроводив пояснительной запиской: «Прилагаемое письмо было доставлено мне с нарочным… Я вскрыл его, не подозревая, что это частное письмо. Это чистая правда, и она служит мне извинением за то, что я ознакомился с содержанием письма, без задней мысли или специального намерения». Далее он благодарил Рида за «труды и хлопоты» и желал ему успеха.

Новости из Нью-Джерси поступали самые неутешительные, и в Филадельфии начиналась паника. Большинство членов Конгресса были больны или разъехались; Томас Джефферсон еще в сентябре вернулся в Виргинию, Джон Адамс был в Брейнтри, в Массачусетсе, а Бенджамин Франклин — во Франции; временами не удавалось собрать кворум. Но даже если кворум был, никаких решений делегаты не принимали. Многие винили во всех несчастьях Вашингтона, не оправдавшего доверие. Уильям Хупер из Северной Каролины был с ними не согласен: «О, как я сочувствую Вашингтону, этому лучшему из людей! Трудности, с которыми он столкнулся, просто невозможно описать, но тот, кто несчастлив, не прав, и существуют злодеи, готовые заклеймить его позором. У многих здесь вытянутые физиономии».

Утром первого дня зимы, в воскресенье, когда британцы и гессенцы двумя колоннами уже шли на Нью-Брансуик, две тысячи ополченцев из Нью-Джерси и Мэриленда, у которых закончился срок контракта, ушли с войны домой. Вашингтон приказал разрушить мост через Раритан, но неглубокая — в некоторых местах по колено — речушка не представляла собой серьезной преграды. К вечеру англичане подтянули пушки и началась артиллерийская дуэль (орудиями американцев командовал Александр Гамильтон). А на следующее утро, когда британцы вступили в город, американцы уже ушли.

Вашингтон отвел их к Трентону: он решил отступать на западный берег Делавэра, поскольку всё равно не мог дать врагу серьезный отпор.

От Нью-Брансуика до Филадельфии было не больше 60 миль. Жители Принстона и Трентона, лежащих на пути Корнуоллиса, в панике покидали свои дома. Из столицы потянулись караваны повозок с наспех собранными пожитками. Все магазины были закрыты; люди не знали, куда бежать и что делать.

Лорд Хоу издал очередную прокламацию: все, кто в течение шестидесяти дней явится и принесет клятву верности королю, получат прощение и смогут пользоваться «отеческой добротой Его Величества, их собственность будет сохранна, торговля — восстановлена, а самые важные права — гарантированы справедливой и умеренной властью короны и британского Парламента».

Тысячи жителей Нью-Джерси хлынули в лагеря британцев клясться в верности.

Заняв Нью-Брансуик, Корнуоллис остановился, как ему и было приказано генералом Хоу. Целых шесть дней армия оставалась на месте, дав передышку Вашингтону и вызвав гнев многих лоялистов, кричавших «ату его!». Английские и в особенности немецкие солдаты, попав в край изобилия, бессовестно грабили местное население и насиловали женщин. Сладу с ними не было никакого; гессенцам было всё равно, кто прав, кто виноват: они пришли сюда, чтобы получить хорошую плату за то, что рискуют жизнью, и они ее получат. Наконец 6 декабря в Нью-Брансуик прибыл сам Хоу вместе с бригадой генерала Гранта, и на следующий день войска двинулись вперед — на Трентон, откуда до Филадельфии просто рукой подать.

Вашингтон уже принял решение и теперь спокойно и четко проводил его в жизнь. Ближе к ночи остатки его армии перебрались на пенсильванский берег Делавэра. Там уже ожидало ополчение из Филадельфии, откликнувшееся на призыв главнокомандующего (Миффлин не подкачал). На берегу были разложены костры, к ним из темноты выплывали плоскодонки с солдатами, лошадьми, пушками, снаряжением. Какие-то люди выкрикивали приказы, лошади всхрапывали и упирались, то и дело раздавались громкий всплеск, ругательства, хрипы надрывающихся солдат, вытаскивающих орудия… За этими сценами цепким взглядом художника наблюдал Чарлз Уилсон Пил, прибывший с ополчением. Рассвело, и теперь можно было лучше разглядеть солдат. Один был почти совсем без одежды. «На нем была старая грязная накидка из одеяла, а лицо, окаймленное длинной бородой, сплошь покрыто язвами, так что он не мог умываться». Человек окликнул Пила. Тот не сразу его узнал: это был его родной брат Джеймс, состоявший в мэрилендском отряде.

Вашингтон разместил свою ставку в кирпичном доме на берегу, через реку от Трентона, надеясь вести наблюдение за неприятелем. Американские войска, разбросанные по берегу почти на 25 миль, прятались в лесах и кустарнике, так что от реки их не было видно. 10 декабря наконец-то пришло известие о генерале Ли: его части и четыре тысячи солдат генерала Салливана идут сюда. «Если он сможет соединиться с нами, — писал Вашингтон губернатору Коннектикута Джонатану Трамблу, — наша армия снова примет достойный вид и, надеюсь, сорвет планы неприятеля в отношении Филадельфии».