Вашингтон

В этом бедламе Джорджу и Марте редко удавалось побыть наедине. Для обозначения «личного пространства» Вашингтон заказал к приезду супруги кровать с пологом на четырех столбиках — вот и всё. В остальном они были «на военном положении», к тому же англичане по-прежнему обстреливали позиции американцев из орудий, и бедная Марта вздрагивала при каждом выстреле. А вот Джордж с приездом супруги заметно расслабился. «Миссис Вашингтон очень любит генерала, а он — ее, — сообщил Натанаэль Грин жене. — Они счастливы вместе». Джеки же иногда исполнял обязанности нарочного.

Марта прекрасно помнила свои юные годы, когда она еще не была богатой помещицей. Ей было не привыкать к суровому быту; едва устроившись, она тут же достала спицы и принялась вязать теплые чулки для солдат. Вскоре после приезда ее пригласили на костюмированный бал в местную таверну; тотчас четыре представителя местных радикалов явились к ней и попросили не ходить на это сборище, совершенно неуместное в военное время. Марта с ними согласилась, и бал отменили.

С ее появлением временное пристанище Вашингтона наконец-то стало домом. Вашингтон даже рапорты принимал в присутствии жены, а когда к нему по утрам являлись офицеры с докладом, Марта угощала их апельсинами и вином. К обеду заказывали мясо — говядину, баранину, жареную свинину; диких гусей и уток, черепах или свежую рыбу, которую Вашингтон особенно любил, сливы, персики, сидр, бренди и ром (но главнокомандующий баловал себя мадерой); лаймы покупали сотнями для защиты от цинги. Обеды теперь тоже проходили в атмосфере уюта и доверительного общения, в узком кругу близких друзей. Вашингтон особенно благоволил хорошенькой, кокетливой и остроумной брюнетке Кэти Грин, которую Нокс считал вертихвосткой, но Марта тоже ее полюбила. (В феврале 1776 года Кэти разрешилась от бремени мальчиком, которому дали имя Джордж Вашингтон Грин. Другие молодые родители, чета Андерсон, назвали своих близнецов Джорджем и Мартой.) Однажды миссис Вашингтон даже удостоилась чести принимать у себя Мёрси Отис Уоррен — писательницу, кропавшую стихи, пьесы и рассказы, — которая специально приехала в Кембридж познакомиться с ней. Даже этот «синий чулок» был очарован сердечностью и теплотой, исходившими от Марты; между дамами завязалась переписка (правда, вместо малограмотной Марты ответы писал ее муж или его секретарь).

Тогда же, в середине декабря, Вашингтону попалось на глаза письмо, присланное еще в конце октября. Его автором была Филлис Уитли — 22-летняя чернокожая рабыня, захваченная в Африке шести лет от роду и купленная бостонским портным Джоном Уитли для своей жены. Хозяева разглядели в негритянской девочке одаренную натуру, дали ей образование и сделали членом семьи. В 1773 году в Лондоне вышел ее поэтический сборник «Стихи на разные темы, относящиеся к религии и морали». Вашингтону она тоже прислала стихи:

Великий вождь! Добром вооружись,
Во всех делах на Бога положись.
Чертог, корона, золоченый трон
Навек твоими будут, Вашингтон!

Вряд ли эти стихи повлияли на перемену отношения Вашингтона к неграм; скорее всего, у него не оставалось иного выхода. В письме Хэнкоку он заявил, что не возражает против службы в Континентальной армии чернокожих солдат, которые иначе могли бы примкнуть к правительственным войскам. К тому же он был вынужден признать, что в качестве солдат они вполне на уровне. Две недели спустя Конгресс разрешил вербовать чернокожих.

На Рождество 1775 года землю сковал мороз до 20 градусов, а сугробы достигали фута в высоту. Часовых приходилось менять каждый час. Все деревья в окрестностях лагеря были вырублены, все заборы сожжены, и еду приходилось есть сырой. (В Бостоне дела обстояли не лучше: даже «дерево свободы» — старый вяз на углу улиц Эссекс и Оранж — спилили на дрова; вышло 1792 кубических фута. Генерал Хоу распорядился разобрать Старую Северную церковь — она пошла на топливо вместе со старыми сараями и остовами кораблей.) Солдаты массово сбегали домой, строить укрепления было некому.

К войскам, выстроенным в каре, обратился генерал Ли: «Люди, я не знаю, как вас называть, вы самые худшие из всех существ», — и понес их по кочкам… После него выступил Вашингтон в своей обычной сдержанно-торжественной манере и воззвал к чести уроженцев Новой Англии: «Если какое-нибудь несчастье произойдет прежде, чем новая армия войдет в силу, они навлекут не только вечное проклятие на себя как на солдат, но и неизбежное разорение на свою страну и свои семьи».

За два дня до Нового года в порт вошли несколько британских кораблей — по всей видимости, доставивших подкрепление. На следующий день истекал срок контрактов. В американском лагере царили смятение и суматоха.