Вашингтон

Вашингтон посоветовал Рошамбо перевести французский флот из Ньюпорта в Бостон. Тот, как всегда, кивал, и генерал вернулся к себе в Нью-Виндзор — готовиться к важнейшей в его жизни операции. Но тут к нему явился герцог де Лозен с сообщением, что французский военный совет принял решение оставить флот в Ньюпорте. От этой пощечины Вашингтон пришел в такую ярость, что три дня был не в состоянии написать ответ. Что он передумал в эти три дня? Да, формально он считался начальником над французами, которые должны были только помогать ему, но в реальности сила, а значит, и решающий голос были именно у них. Надо смириться, ведь победа важнее… С другой стороны, он здесь родился и вырос, он командует армией с самого начала войны, ему виднее, что делать сначала, а что потом! В своем ответе он всё же «взял на себя смелость рекомендовать» перевести флот в Бостон. Французы как будто согласились, и 31 мая Вашингтон записал в дневнике, что адмирал де Баррас «с первым же попутным ветром направится в Бостон».

В это время в Виргинии лорд Корнуоллис соединился с Бенедиктом Арнольдом, и, несмотря на умелые оборонительные маневры Лафайета, они практически беспрепятственно продвигались через весь штат, сея ужас на своем пути. Вашингтон продолжал твердить Рошамбо, что атака на Нью-Йорк — лучший способ оттянуть войска противника с юга и тем самым дать Лафайету вздохнуть. 10 июня Рошамбо сообщил, что граф де Грасс приведет свой флот на север, чтобы поддержать атаку американцев с моря. Вашингтон обрадовался, не зная, что француз по-прежнему ведет двойную игру. Боясь, как бы удача не сорвалась с крючка, он написал Рошамбо, что вовсе не зациклился на Нью-Йорке: потом, после, захватим что-нибудь еще.

В начале июля французы и американцы раскинули лагеря рядом на восточном берегу Гудзона, в Филипсберге, и смогли изучить друг друга. То, чего Вашингтон стыдился, страдая в душе, приводило французов в восхищение. «Просто невероятно, что солдаты всех возрастов, даже пятнадцатилетние мальчики, белые и черные, почти нагие, не получающие жалованья и плохо питающиеся, могут так хорошо маршировать и стойко выдерживать огонь», — записал в дневнике барон фон Клозен. Граф де Клермон-Кревкёр разделял его восторг и преклонение перед выдающимися достоинствами генерала Вашингтона.

Летом уже не приходилось грызть кору — американцы устроили в честь союзников пир горой. Столы ломились от овощей, жареного мяса и птицы, даже пирогов. Правда, еда была простой и, на французский вкус, грубой, к тому же всё подавали разом, накладывая говядину, горошек, баранину и пудинг на одну тарелку. Пиво и ром лились рекой, тосты следовали один за другим. Ужин длился порой до поздней ночи, и Вашингтон выглядел радушным хозяином, оттаявшим и повеселевшим.

Восемнадцатого июля они с Рошамбо прогуливались по берегу Гудзона напротив северной части Манхэттена, обозревая в подзорную трубу позиции неприятеля. «Все деревья и лес на острове полностью вырублены, — записал в дневнике Вашингтон, — но низкий кустарник (доходящий человеку до груди) вырос на тех местах, где в 1776 году были леса». Куда же лучше причалить де Грассу? Губернатор Массачусетса не прислал подкрепления; вот явится де Грасс, а у нас нет для военной операции ни людей, ни средств. Но лучше ему об этом не знать. «Французские силы состоят примерно из 4400 солдат, — писал он адмиралу 20 июля, — американские пока невелики, но вскоре существенно увеличатся. Хотя, возможно, в этом нас ждет разочарование… Льщу себя надеждой, что слава уничтожения британской эскадры в Нью-Йорке уготована королевскому флоту под Вашим командованием».

Одно из писем, в котором Вашингтон развивал свою идею фикс, попало в руки Генри Клинтона, и тот незамедлительно принял меры, причем именно те, о которых говорил Вашингтон, пытаясь убедить союзников действовать в нужном ему направлении: перебросил войска с юга для обороны Нью-Йорка. Теперь уже сам Вашингтон почти отказался от мысли о мщении за свое поражение пятилетней давности и стал думать о том, как перебросить свою армию на юг. 2 августа он написал Роберту Моррису, прося раздобыть три десятка двухпалубных судов. И всё же, если бы французский флот пришел сюда, он ринулся бы в бой, позабыв обо всём на свете.

Но к середине августа к Нью-Йорку подошли только британские корабли. Вашингтон не находил себе места, терзаясь неизвестностью. Письмо графа де Барраса из Ньюпорта повергло его в ступор: адмирал де Грасс отчалил с Сан-Доминго с двадцатью девятью линейными кораблями и 3200 солдатами на борту. Если всё пойдет по плану, он будет в Чесапикском заливе 3 сентября. Кстати, к середине октября он должен вернуться в Карибское море, так что Корнуоллиса надо успеть разбить за месяц. Сам де Баррас с двенадцатью кораблями отправляется в Виргинию не мешкая. До скорой встречи!

Легко сказать! Идти морем — это одно, а преодолеть 450 миль по берегу — совсем другое.