Письмо доставили в тот же день, и Мэйсон сразу написал ответ. Он совершенно согласен с Вашингтоном: идея стоящая, нужно подготовить общественное мнение через газеты, разъяснить людям, в чем заключается опасность и как ее избежать. «На кону наше всё, и мелкими жизненными удобствами и удовольствиями следует пренебречь ради свободы, причем с радостью, а не с отвращением. И всё же совершенно ясно, что в табачных колониях мы не можем сейчас ограничить импорт столь же узкими рамками, как в северных. Чтобы план такого рода можно было применить на деле, его следует приспособить к нашим условиям; а если не придерживаться его со всей строгостью, то лучше вообще не пытаться». Бойкот привлечет внимание метрополии: «Они увидят, почувствуют, мы принудим их ослабить угнетение и позволить нам развиваться». Как только мир будет восстановлен, колонии перестанут отказываться от импорта. Мы им — сырье, они нам — промышленные товары; торговля — пуповина, связывающая колонии с метрополией.
Вашингтон, сдержанный и немногословный с подчиненными, был искренен и откровенен с друзьями. Он так и не узнал, что автором плана, присланного Россом, был сам Мэйсон. Но это, собственно, было не важно: убедившись, что мыслят одинаково, они активно обсуждали создание ассоциации для бойкота британских товаров. Времени на это у них было предостаточно, поскольку гости к Вашингтонам ездить перестали. 14 апреля с Пэтси снова случился припадок, как раз когда они отправлялись куда-то с визитом, и пришлось вернуться домой. Падучая считалась заразной болезнью, с «бесноватыми» предпочитали не общаться, и Пэтси оказалась лишена общества ровесниц.
Тридцатого апреля 1769 года Вашингтон отправился в Уильямсберг, чтобы представить свой план депутатам. Коллеги просто диву давались: до сих пор это был молчаливый, застенчивый человек, державшийся в тени, довольно редко появлявшийся на заседаниях, никогда не рвавшийся на трибуну; теперь же он добился своего включения в три постоянных комитета, а это кое-что значило.
В начале мая лорд Ботетурт открыл новую сессию палаты, приехав на заседание в роскошной карете, запряженной цугом. Весенняя сессия обещала быть шумной и бурной, к тому же в палате появилось много новых лиц, в том числе Томас Джефферсон — долговязый уроженец графства Албемарл, двадцати шести лет от роду.
Шестнадцатого мая заседатели приняли «Виргинские резолюции», в которых говорилось, что лишь они имеют право облагать налогом жителей Виргинии. Они же вольны направлять петиции королю с изложением своих претензий и судить за измену и другие преступления на территории самой колонии. На следующий же день лорд Ботетурт, наслушавшись мятежных слов, приказал парламентскому приставу прервать сессию и созвал депутатов на краткую беседу в зале совета.
— Господин спикер, господа депутаты, — обратился он к ним без лишних предисловий. — Я слышал о ваших резолюциях и считаю, что они не доведут до добра. Вы вынудили меня исполнить мой долг: палата распущена.
Депутаты были как громом поражены. Вот, значит, за кого их тут держат — за марионеток! Выйдя из здания Законодательного собрания, они направились в таверну Рэйли, в зал Аполлона, чтобы «потолковать о делах своих скорбных». Эмоции зашкаливали. Почувствовав, что момент настал, Вашингтон изложил план бойкота, разработанный им вместе с Мэйсоном. Тотчас избрали комитет по созданию «противоимпортной» ассоциации, куда вошел Вашингтон. На следующее утро депутаты собрались в том же месте и подписали соглашение о бойкоте любых британских товаров, облагаемых налогом в Америке, которое состояло из преамбулы и восьми резолюций. Текст с подписями депутатов предстояло разослать по всей колонии для сбора подписей избирателей. Был составлен длинный список товаров, покупки которых следовало избегать. Виргинская ассоциация будет действовать до отмены «законов Тауншенда».
«Мы им покажем!» «Они еще узнают!» «Нас голыми руками не возьмешь!»
А вот когда мы победим, они узнают, что мы — такие же, как они!..
Вечером 19 мая губернатор устроил в своем дворце бал в честь дня рождения королевы. Депутаты (теперь уже бывшие) были приглашены. Дворец сиял огнями, позолоченные канделябры отражались в отполированных мраморных полах, на стеновых панелях из грецкого ореха было развешано оружие, в бальной зале висели роскошные портреты короля и королевы в полный рост. «Губернатор устроил великолепный бал и увеселения во дворце для многочисленной и блестящей компании дам и джентльменов», — сообщала «Виргиния газетт».