Вашингтон, округ Колумбия

—   Я скажу Айрин, что кто-то сломал столик. Наверное, его можно отреставрировать.— Он направился к двери и задержался на пороге.— У Инид не было секретов. Но ведь она любила и приврать, так что...— Не договорив, Клей вышел из комнаты.

—    Ну что же,— сказал Питер Иниэсу,— герой нашел своего автора.

—     Дело обстоит совсем не так.— Иниэс был потрясен услышанным не меньше, а, пожалуй, даже больше, чем Питер. Оказывается, между средним классом, к которому он принадлежал, и классом, само существование которого он нередко отрицал, есть гораздо более глубокое различие, чем он предполагал: греховные мечтания одного оборачивались действиями другого.

—    Желаю удачи,— сказал Питер и пошел к выходу, но Иниэс схватил его за руку, словно ища у него поддержки.

—     Нет, я правда помогу ему, но это совсем не то, что ты думаешь.

—    А я разве сказал тебе, что я думаю? — Голос Питера звучал очень вежливо.— Но объясни мне, почему ты помогаешь ему?

—    Прежде всего, я думаю, что он станет президентом.— Иниэс проявил не свойственную ему прямоту.

—    Это возможно, и как раз поэтому мы... я должен приложить усилия к тому, чтобы он потерпел поражение.

—    Ты не видишь, что люди меняются, растут? — Иниэс перепевал последнюю рекламу Клея. Как утверждали авторы журнальных статей, за последние годы Клей «вырос», «пошел вглубь», и теперь уже все, кроме безнадежно предубежденных против него из партийных соображений, признавали, что он вступил в полосу «новой зрелости».

—    Разумеется, люди меняются: они меняют свою тактику. Клей привлек на свою сторону консерваторов. Теперь ему понадобился ты. Все это ясно как божий день.

—    Положим, ты прав. Тогда из соображений чистого практицизма не следует ли стать в его ряды, попытаться воздействовать на него?

К чему вели эти логические ухищрения Иниэса, слишком легко было предсказать, и Питер оборвал его:

—    Не будь ребенком.— Этим он оставлял позади своего прежнего учителя.— Он использует тебя. Но ты никогда не сможешь его использовать.

—    Ты несправедлив,— упорствовал Иниэс.— Мне кажется, в нем есть нечто большее.

—   Ладно, пиши за него книгу, там посмотрим.— Питер направился к двери, даже не поинтересовавшись, как, когда и по чьей инициативе родился этот замечательный союз.

Но Иниэс от него не отставал. Он жаждал слов утешения.

—    Если бы Клей был способен осуществить все, что следует сделать, ты бы все равно был против него?

—   Он не способен на это. Он будет продолжать в прежнем духе, будет делать лишь такие ходы, которые напрашиваются сами собой. Но если бы он вдруг изменился к лучшему, я и тогда был бы против него.

—    Почему? Из-за... из-за...— Десять лет фрейдистского психоанализа приучили Иниэса изъясняться символами.

—    Тебе известны причины. В конце концов, ты сам же изложил мне половину из них. Клея интересует только его собственное «я» — очень неважное «я», в особенности если дело обернется скверно для нас.

—    А кто лучше? Разве они все не на один манер?

Неожиданный пессимизм Иниэса рассмешил Питера.

—    Ты совсем вошел в мою роль. Ведь это мое амплуа — думать, что все лишь игра, и независимо от того, кому достанется главный трофей, жизнь будет идти своим чередом. Но ведь это ты обладал нравственным чувством, видел в истории цель, хотел коренных перемен...

—    Но я и остался таким. Я не изменился. Я только...

—   Ты изменился, раз ты полагаешь, что Клей — то, что тебе надо.

—   Мне кажется, его можно воспитать,— гнул свое Иниэс.— Тот факт, что он обратился ко мне, доказывает...

—    ...что он не дурак.— Теперь Питеру было все ясно: несмотря на явные угрызения совести, уже начинавшийся процесс самооправдания очень скоро закончится в пользу Клея. Власть оказалась неотразимой даже для этого некогда неподкупного книжника.— Знаешь, как это ни ужасно, по характеру я больше похож на Клея, чем на тебя,— признался Питер, это была его последняя дань их старой дружбе.— Я был приучен уважать дела, а не теории, победы, а не добродетели. Политика, на мой взгляд,— сплошная импровизация. А ты видишь в ней ряд важных документов, излагающих ту или иную точку зрения и отражающих некий широкий исторический процесс. В конечном счете ты, возможно, прав. Но сейчас все трофеи достаются ловким пустышкам, вроде Клея, и пусть даже я могу быть несправедливым к ним. я обладаю их кругозором, чего у тебя никогда не будет.

—    Но он не такой уж пустой. И уж конечно, гораздо более либеральный, чем ты склонен допустить. С помощью людей вроде нас...