Вашингтонская площадь

— Да, я навещала его сегодня! Но это никого не касается.

— Прекрасно; оставим этот разговор.

И миссис Пенимен снова направилась к двери. Но умоляющий возглас Кэтрин остановил ее:

— Тетя Лавиния! Куда он уехал?

— Значит, ты признаешь, что он уехал. Разве ж тебе не сказали — куда?

— Мне только сказали, что его нет в городе. И я не стала больше спрашивать, мне было стыдно, — простодушно объяснила Кэтрин.

— Если бы ты больше доверяла мне, — величественно проговорила тетя Лавиния, — тебе не пришлось бы так компрометировать себя.

— Значит, он поехал в Новый Орлеан? — продолжала Кэтрин, не слушая ее.

О поездке в Новый Орлеан миссис Пенимен слышала впервые; однако признаваться племяннице в своей неосведомленности ей не хотелось. Она припомнила поручения, которые давал ей Морис, и попыталась воспользоваться ими, чтобы выведать у Кэтрин ее секреты.

— Дорогая Кэтрин, если решено расстаться, чем дальше он уедет, тем лучше.

— Решено? Кто же это решил — уж не вы ли?

За эти пять минут Кэтрин стало ясно, как безрассудно вмешивалась тетка в ее судьбу; девушка с ужасом поняла, что та, быть может, погубила ее счастье.

— Во всяком случае, он советовался со мной, — сказала миссис Пенимен.

— Значит, это вы на него так повлияли, что он стал сам на себя не похож? — вскричала Кэтрин. — Значит, это вы его подговорили, вы отняли его у меня! Разве он ваш? К нашей помолвке вы не имеете никакого касательства! Это вы затеяли против меня заговор и дали ему совет меня бросить? Как вы можете быть такой злой, такой жестокой? Что я вам сделала дурного? Почему вы не оставите меня в покое? Я знала, что вы все испортите: к чему бы вы ни прикоснулись, вы все портите! Целый год я из-за вас была сама не своя от страха — каждый раз, когда я думала, что вы тут говорите с ним, я места себе не находила!

Горячность Кэтрин все росла; любовь открыла ей глаза, и теперь она разом поняла тетку и окончательно и бесповоротно осудила ее и торопилась излить обиду, накопившуюся за много месяцев.

Миссис Пенимен была напугана и смущена; она не видела предлога произнести задуманную речь о чистых побуждениях молодого человека.

— До чего же ты неблагодарна! — вскричала она. — Бранить меня за то, что я с ним говорила! Да мы только о тебе и говорили!

— Вот именно; этим вы ему и досадили — после ваших разговоров ему даже мое имя стало противно. Зачем вы с ним говорили обо мне? Разве я вас просила помогать мне?

— Если бы не я, он никогда бы сюда не пришел; ты бы даже не узнала, что он о тебе думает, — резонно возразила миссис Пенимен.

— Вот и очень хорошо — лучше бы он сюда не приходил и я бы ничего не знала. Гораздо лучше, — сказала несчастная Кэтрин.

— До чего же ты неблагодарна, — повторила тетя Лавиния.

Гнев и обида, пока они владели Кэтрин, поддерживали ее, как это бывает, когда утверждаешь свою силу; излив свою обиду, всегда чувствуешь успокоение. Но в глубине души Кэтрин питала отвращение к ссорам и сознавала, что подолгу и по-настоящему сердиться неспособна. Она постаралась овладеть собой и преуспела в этом ценой большого усилия, но очень скоро; она несколько минут ходила по комнате, пытаясь уверить себя, что у тетки были самые лучшие намерения. Кэтрин не удалось вполне себя убедить, но вскоре она уже могла говорить спокойно.

— Неблагодарна? Просто я очень несчастна. Трудно быть за это благодарной! Скажите же, где он теперь?

— Не имею представления. В тайной переписке я с ним не состою, сказала миссис Пенимен, весьма сожалевшая об этом, потому что она оказалась лишена возможности сообщить молодому человеку об оскорблениях, которым Кэтрин ее подвергла, — и это после того, как она столько сделала для племянницы!

— Значит, он давно надумал отказаться от меня? — спросила Кэтрин, уже совершенно успокоившись.

У миссис Пенимен снова появилась надежда предложить племяннице свои объяснения.

— Он испугался… он испугался, — сказала она. — Ему не хватило мужества — того мужества, которое требовалось, чтобы причинить тебе боль! Он не мог решиться навлечь на тебя отцовское проклятие!

Кэтрин выслушала тетку, не сводя с нее глаз; и, когда та замолчала, девушка продолжала еще несколько времени смотреть на нее.

— Он поручил вам сказать это?

— Он поручил мне о многом сказать тебе; об очень щекотливых и тонких вещах. И он надеется, что ты не станешь презирать его.

— Я не презираю его, — заверила ее Кэтрин. И, помолчав, спросила: Неужели он уехал навеки?

— Ну, навеки — это слишком долго. Ведь твой отец, наверное, не будет жить вечно.

— Да, наверное.

— Я уверена, что ты осознАешь… поймешь… хотя твое сердце и обливается кровью, — сказала миссис Пенимен. — Ты, конечно, считаешь, что он слишком щепетилен. Мне тоже так кажется, но я уважаю его принципы. Он просит и тебя отнестись к ним с уважением.

Кэтрин все еще неотрывно смотрела на тетку, а потом заговорила так, точно она не поняла миссис Пенимен или совсем ее не слышала.

— Значит, это было придумано заранее. Он не хотел жениться. Он отрекся от меня.

— На время, дорогая Кэтрин. Только на время.

— И оставил меня одну, — продолжала Кэтрин.