Читаем Вася Алексеев полностью

— Да, я понимаю, — Шевцов снисходительно улыбнулся. — Воззвание можно бы отшлифовать, обогатить мыслями, которых так много у каждого из нас. Но мы ограничены местом. И временем. Надо напечатать листовки к завтрашнему утру. Я имею договоренность с Народным домом. Нам предоставят ротатор, но идти туда следует немедля. Скажете, что от Петра Григорьевича, и вас проведут в канцелярию. А бумага у меня приготовлена. — Он достал из жилетного кармана часы и сокрушенно вздохнул. — Сожалею, что не могу идти с вами. Увы, обременен делами.

Он проводил их, любезно улыбаясь, до дверей.

Только в Народном доме, перечитывая пачкающие краской первые листки с ротатора, Метелкин обратил внимание на подпись, стоявшую под воззванием: «Петроградская пролетарская юношеская организация „Труд и свет”».

— А почему «Труд и свет»?

Никто не мог ответить.

— Красивое название, — неуверенно сказал Дрязгов. — Петр Григорьевич писатель, он понимает. А вообще можно позвонить ему по телефону…

Но Шевцова дома не оказалось.

— Кто спрашивает? — поинтересовалась горничная. — Ах, это вы, что давеча приходили?

Дрязгову послышались в голосе горничной насмешливые нотки.

— Барин в гости уехали. Раньше утра не вернутся.

Дрязгов смущенно повесил трубку. Время было позднее, ждать они не могли и стали снова печатать…

Так появилось название «Труд и свет».

Вася Алексеев всего этого, разумеется, не знал. Он еще не встречался с Шевцовым, только слышал о его выступлении от Вани Скоринко и Саши Зиновьева. Но название настораживало, и Вася говорил об этом товарищам без обиняков.

28 апреля спор о названии возник в Зимнем саду завода «Русский Рено». Всерайонный совет собрался там на свое первое заседание. Всерайонным он был еще весьма относительно. От многих районов не пришло ни одного представителя — не успели прислать. От Выборгского в совет входили пять человек, и все они тогда шли за Дрязговым и Бурмистровым. А Дрязгов и Бурмистров шли за Шевцовым. От Петергофско-Нарвского присутствовали только двое — Скоринко и Зернов. На следующий день у Васи Алексеева произошел с ними крупный разговор. Вася был возмущен тем, что утвердили название «Труд и свет».

— Что же вы глядели? Не могли объяснить ребятам, куда их тянут?

— Объясняли. Я говорил, что нам такое название не подходит, — оправдывался Скоринко. — Мы свое предлагали — Социалистический Союз рабочей молодежи. Да Шевцов стал доказывать, что, мол, не надо связывать себя ни с какими партиями. Молодежь должна быть вне политики…

— А вы не понимаете, что это тоже политика, только не наша, а кадетская? — разволновался Вася.

— Не послушали нас…

— Эх, надо было пересчитать этому Шевцову зубы, — оживился Зернов.

— Ну, ты только и знаешь кулаки. Они голову в политике не заменяют.

<p>Разногласия обостряются</p>

Это была пора, когда бурно развивалось движение рабочей молодежи. Молодежь чувствовала себя обездоленной еще сильнее, чем взрослые, а Временное правительство и не думало идти ей навстречу в самых насущных нуждах и требованиях — ни прибавки, ни сокращения рабочего дня, ни избирательных прав… В рабочих районах создавались юношеокие организации. Называли их по-разному, социалистическим назывался пока только один союз — Петергофско-Нарвский, но боевой дух рабочей молодежи давал себя знать повсюду. Правда, в организациях было еще немало меньшевиков, эсеров, анархистов, но они уже не могли повести массу рабочих ребят по дороге, на которую толкали Шевцовы, — в сторону от политической борьбы.

В Петергофско-Нарвском районе возникли даже две молодежные организации. Социалистический Союз рабочей молодежи объединял подростков до восемнадцати лет. Юноши от восемнадцати до двадцати одного года создали свой клуб. Назывался он культурно-просветительным и социалистическим клубом Петергофско-Нарвского района. Его организовали молодые рабочие Путиловского завода и верфи, входившие до революции в кружок Васи Алексеева. Это были А. Афанасьев, В. Смирнов, Устинов, Тихонов, П. Степанов и П. Толстое.

Организаторы клуба ходили по заводам и фабрикам, собирали молодежь, обсуждали с ней, как должен работать клуб. Средств не было никаких. Исполнительная комиссия по организации клуба просила хотя бы оплатить товарищам потерянное рабочее время. Председатель путиловского завкома большевик А. Е. Васильев поддержал просьбу, но когда дело дошло до председателя районного Совета, тот написал: «По принципиальным соображениям отказать».

Районный Совет отказал и в средствах, и в помещении. По тем же «принципиальным соображениям», которые выдвигались меньшевиками, — мол, отдельные организации молодежи не нужны.

Помог большевистский райком. По его настоянию клубу разрешили разместиться в школе на Старо-Петергофском, в доме 28. Потом клуб стал получать от районного Совета и кое-какие средства. На этом тоже настояли большевики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее