Вася (СИ)

— Ох уж эти ваши сатанинские машины, на память то чё совсем ужо не надеетесь? — укорительно спросил дед, но увидев моё выражение лица, по-доброму улыбнулся и проговорил:

— Ладно, ужо фотографируй, понимаю, что век токой у нас. А вот раньше всё в голове то и держали, и ничего не забывали. А ежели чего вдруг сложное было дак карандашик да блокнотик в кармане, вот сюда и записывали и зарисовки какие делали. Вот смотри, чего покажу-то….

И он пошёл в соседнюю комнату. Я смотрел и удивлялся: то ли я повзрослел, то ли деду Егору стало скучно жить одному. Ведь сколько я здесь жил, никогда особо и не помнил, чтобы он вот так себя вёл: в гости позвал, грибовницей накормил, рассказал жизненную историю и показал интересные находки. Внуков у него не было, и жены тоже. Всю жизнь прожил один. Отец рассказывал, что ему с молодости нравилась наша бабушка, но она вышла замуж за моего деда. А дед Егор преданно хранит к ней свою любовь до сих пор. Видимо, под старость всё-таки одиночество становится ощутимей, и хочется с кем-то говорить и чем-то делиться. Может быть, так легче будет воспринимать свою смерть, что вот я прожил, пусть никого и не нажил себе, а Ваське о своей жизни рассказал. Значит, память обо мне в нём и останется, а он в свою очередь, своим детям расскажет, а те своим.

«М-да…. Вот бы мне так полюбить раз и навсегда, но только чтобы в итоге остаться вместе с любимой… и не оставаться под старость лет одному, не рассказывать соседскому мальчишке свою жизнь…» — подумал я с какой-то грустью, всё это представив. Мои размышления прервал дед, он вынес из комнаты толстую тетрадь ещё тех времён.

— Вот смотри, — открыв где-то ближе к середине страницы, он показал мне раздел с рисунками.

— Ничего себе! — восхитился я, листая страницу за страницей.

Вот нарисованный, словно детской рукой танк, а на следующей странице изба на скамейке сидит женщина, но фигура не чёткая. Вокруг трава растёт, а на коленях будто бы цветы лежат.

— А это кто? Ваша мама или бабушка?

— Это моя мама. Это ты правильно подметил. Мы тогда с поля вернулись, цветов набрали, и чего-то она так запал мне в душу, держа эти цветы, что не выдержал я и нарисовал, как умел. Уж больно хотелось запечатлеть её в памяти вот так, — улыбаясь, посмотрел он.

Все рисунки были карандашными и изредка попадались ручкой. Где — то были быстрые наброски, словно боялись упустить интересные моменты и рисовали быстро, чтобы сохранить образ. А где-то похожие на целые картины, с аккуратно прорисованными деталями. Одним из таких рисунков оказалось небольшое женское зеркальце. Оно было овальное, вставленное в такую рамку из разных мелких цветочков, а серединками этих цветов были цветные камушки. Почему-то оно привлекло моё внимание.

— А это когда-то принадлежало вашей маме или бабушке?

— Нет, это одна из странных находок. Думаю, что его потеряла какая-нибудь гулёна, которая любила смотреться в это зеркальце, — его голос стал серьёзным.

— Почему вы так решили? Снова нашли в лесу?

— Нет, мы тогда с матерью пошли в поле за цветами полевыми. Она любила все эти ромашки, васильки, маки… насобираем их целую охапку, а потом несём в дом. Дак вот в одном из таких мест трава была примята, видно, что кто-то лежал на ней и не один. А зеркальце лежало вот прямо по кромке примятых трав. Видать, забыла его или выпало…, мама и взяла его. Чего, говорит, добру пропадать. Я-то поначалу вроде как даже уговаривал её оставить здесь зеркало, мало ли прибежит, опомнится, что потеряла, а мать не дала этого сделать. Посмотрела на него внимательно, брови её собрались на переносице и строго так сказала: «Нет, Егорушка, хозяйка сюда ужо не вернёться». Откуда вот она об этом знала, до сих пор ума не приложу, но только перечить и расспрашивать не стал.

— Тоже думаете, не из наших мест? — вдруг спросил я, рассматривая рисунок.

— Я даже об этом и не думал. Я ж мужик, и в этих женских штуках то не силён, — усмехнулся он.

— А где оно сейчас?

— Вот ты спросил. Я ж пацаном, тогда был в разы младше тебя. Думаешь, помню, куда его мать убрала? Нее, я ж его более то и не видел.

— Понятно. Дед Егор, можно я ещё к вам зайду ну, чтобы досмотреть здесь всё? А то и, правда, уже идти пора, — почему — то из моих уст это прозвучало немного виновато.

— Ох, вот я дурак, то старый! Мы ж не об этом с тобой разговор то начали. Голова моя садовая, Васёк, конечно, приходи, конечно! А грибы как насобираешь, приноси, здесь с тобой сядем и разберём, что годно, а чего на выброс пойдёт, — обеспокоенно проговорил он.

— Спасибо! Хорошо. Я через пару часов тогда снова зайду, — улыбнулся я и хотел уже выйти, как:

— Васёк, слышь, ты извини меня, что задержал тебя!

— Что вы, дед Егор! Вы не представляете, сколько нового и интересного я узнал! Помыл бы в знак благодарности посуду, но бежать уже нужно!

— Что ты! Бог с тобой, какая посуда, — засмеялся дед, — Ты главное, сам приходи чаще и это… слышь, Васёк, Евдокию берегите, как зеницу ока… от неё ведь я завишу, — неожиданно проговорил дед.