Вася-василиск, или Яйцо Цинь Шихуанди

На одной фабричке удалось обменять куртку на пять банок саморазогревающейся тушенки — у упитанного индонезийского юноши, вышедшего из цеха, чтобы поп Исать на просторе. В Петронезии Василий Савельевич уже изучил по десятку слов на всех азиатских и африканских языках. «Анак лаки-лаки, сайя мау… [13]» — Майков наглядно облизнулся, отчего юнец сначала покраснел, если точнее побагровел, но потом все же догадался, какой гешефт намечается. Однако порадовать желудок не получилось. Голодный странник, открыв банку, испустил крик отчаяния. Свинину индонезийцы, как честные мусульмане, не употребляли, поэтому там лежало нечто, напоминающее по вкусу и цвету пластиковую взрывчатку. «Сделано в секторе Газа.»

Иногда, в местах поживописнее, стоят особняки севропов и финские дома — колонисты из Финляндии и Швеции обживаются. Эти усадьбы заметны издалека благодаря заборам с динамической колючкой, похожей на скелет плезиозавра. Финно-шведы сильно боятся националистов из движения «За Пушкина», про которых с упорством, достойным лучшего применения, пишут газеты, подконтрольные Пяти Братьям. [14]

Еще на трассе видны огромные голографические биллборды, показывающие вожделенные цели гражданина и потребителя — сертификат «северного европейца», сексуального партнера из квазиживых материалов «собери себе сам», бунгало в орбитальном городе «Нью-Голливуд», где живут клоны всех знаменитых артистов.

Иногда посреди пустыря попадается мечеть, пагода, баптистская молельня — конечно же, автоматическая, с роботом-проповедником и молитвенным барабаном. И снова — остовы домов.

В мертвом теле Ингерманландии тут и там проросли наноплантовые трассы, по которым катаются автомобили голубой полиции, так что лучше идти в сторонке, через пустырь, протравленный техноплесенью еще в то время, когда НАТО боролось за выполнение резолюции ООН о «демократизации лесопарковой зоны в окрестностях Санкт-Петербурга». И стараться к Ладоге не уклоняться, где летают американские дроны, украшенные финской свастикой — могут принять за «угрозу мировой торговле в районе фенноскандинавских озёр» и сверху ракетой — бамц. Для торжественных похорон придётся останки с камушков бритвочкой соскребать…

Вскоре после того, как колонист-свиновод обстрелял бродячего Василия Савельевича из немного устаревшего, но хорошего автомата «Steyr AUG», нашелся и напарник, которому, как видно, было все равно куда бежать. Но сперва они вместе от пуль дёру дали. В отличие от Василия Савельевича, который числил себя добропорядочным семьянином, Антон считался вечным странником, бичом-интеллектуалом. Он вечно чего-то искал и взыскал: еще большей свободы, еще большего контакта с инопланетной цивилизацией, еще лучшего сочетания инь-янь, которое, как известно, можно найти в Шамбале. У него не было никаких долгов и никакого жизненного счета с большим минусом. Это вызывало здоровую зависть у Василия Савельевича. Антон вел зверино-дикарскую жизнь и проходил лишь по спискам живой природы. Его не было в базе данных банковского коллектора и в списках плохих потребителей сети супермаркетов, также как там не числились белочки и голуби. На что он жил, кроме сбора грибов и пустой тары — выяснить не удалось. Он охотно жрал как взрывч… тушенку из майковских запасов, так и грибы-мутанты, напоминающие человеческий мозг.

Это искатель незнамо чего познакомился на бегу с Василием Савельевичем, проговорив: «Вы не считаете, что у животных до появления человека был гораздо более высокий уровень жизни?»

Поскольку Антону было без особой разницы, где пробиваться в Шамбалу, то Василий Савельевич запросто сгоношил его на переход в Камышинский. Как в лесу-то без напарника? Ведь когда спишь, надо чтобы кто-то сидел на стреме. А то ненароком подвалит мишка и откусит «шишку». Впрочем в мертвом лесу, уничтоженном техноплесенью, распыленной с самолетов пискиперов, может подвалить только квазиживая слизь.

Несмотря на приличный рост и ширину плеч Антон показался безобидным, хотя он признался, что имелся в его биографии годичный срок отсидки. За то, что ударил своего дедушку поленом, а тот взял и помер. «Это как нахлынуло, — объяснял Антон, — дедушка стоял и ругал природу матом… а природа, то есть пракрити, как говорят ведантисты, защитилась моими руками.» Потом настало время «ганзейской свободы» и Антона выпустили из тюрьмы, как жертву тирании….

Дойдя к вечеру до озерка, путники сделали очередной привал и пытались поджарить на костерке какую-то пиявковидную рыбешку, а может и вовсе жирную пиявку, которую Антон поймал ботинком. Последнюю банку палестинской взрывчат…, то есть тушенки, решили оставить на потом.

Перекусив «рыбкой» и вытянув после этого из зубов остатки чего-то резинового, Антон перетянул тряпицей сальные волосы и сказал:

— Люблю я природу, и она мне отзывается. Не причинит мне вреда ни комарик, ни гад…

— Гадушка, — поправил его Василий Савельевич.