Порой в периодике появлялись тексты отнюдь не дружественные. В июле 1985 года в журнале
И все (почти) дрянные. Вынув из ящиков столов напиханные туда «непроходные» в Союзе рукописи, они притащили их на книжный рынок Запада. А здесь и без них от текстов тесно. И еще, подумайте: как же это так – Россия подарила миру великую литературу, в СССР выходят сотни журналов, сборников, романов – а этих
Вот, скажем, Аксенов. Шпана. Анархиствующий сластолюбец. Советская власть его и так холила, и этак лелеяла, своего «официального бунтаря». Порой за дерзости ему делали внушения, но потом прощали и всё разрешали. А он то бузил, то каялся. А вообще, он, типа, советский Норман Мейлер (вообразивший себя Хемингуэем) – любитель спорта, джаза, водки и баб.
И – он сюрреалист. Переводчики не знают, что делать с «Затоваренной бочкотарой» (Surplussed Barrelware). В ее английской версии объем справочных сносок едва не превосходит сам текст! А читатель вряд ли найдет там что-либо кроме «литературных эхо», каламбуров и аллюзий.
Или вот роман «Ожог». Биография какого-то алкоголика и эротомана. Кого и чему она может научить, «несмотря на энергичность повествования, красочность описаний и хороший стиль», если «в роли основных метафор иллюзорных свобод выступают секс, наркотики и алкоголь», а «герои-свободолюбцы – понтовые блядуны и дорогие шлюхи»?
«К чему Аксенов ни притронется, – сетует Фернанда, – он все превращает в какую-то пакость: выпивку – в похмельный бред, секс – в разврат. У него и хирург у своего стола пахнет "московским плейбойским букетом: коньяком "Реми Мартен", одеколоном "Ярдли", сигаретами "Кент", спермой и женской секрецией». Если изъять из «Ожога» мат, там «мало что останется, кроме "Ронсонов", "Фольксвагенов", виски "Джонни Уокер Блэк Лейбл" и одежек от Кардена».
Но даже такие русские – патриоты. А американец Патрик Тандерджет – нет. Он клеймит Америку позором, а ее флаг обзывает «заблеванной простыней». Где это слыхано?
Теперь Аксенов сибаритствует в Вашингтоне, гребя бабло за ругань на нашу культуру. Жаль, что Советы, «пожирая своих детей, изрыгают их» на наши лужайки. Ясно, почему в СССР его двадцать лет терпели, издавая и позволяя кататься по миру, но всё же выгнали. Достал!
И все они друг дружки стоят. И еще лезут в наши издательства! Ладно б сидели в эмигрантском гетто, издавались бы для
Такова вкратце статья Фернанды.
Понятно, она возмутила русских сочинителей в изгнании.
Максимов послал в
Написал в редакцию и Алексей Цветков[230]
. Перечислив ошибки Эберстадт (назвала Есенина символистом и вообще напутала), он заявил, что она не вполне готова к писанию таких статей.Аксенову не было плевать на писания о себе. Он берег репутацию, ценил свой труд, любил свои книги. Он был разгневан и подозревал: писулька заказная. Об этом говорит фрагмент письма в Москву: «Берут 20-летнюю американскую сикуху и под ее именем просовывают в местный журнал такую посконную мразь, которая этой сикухе и присниться не могла, если только она не спала с 10 лет с кем-нибудь из наших титанешти».