Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

И вот что удивительно: жители переулка, бойцы великой войны, недавно еще шагавшие от Москвы до Берлина, а теперь галдящие у пивного прилавка, впадают в ступор. Да в нем и остаются до финала книги. А в финале выясняется, что существо захватило чуть не весь дом 14, и лифт его, и крышу, а отчасти и население, обратив его в полурабство. И командует: Дронг халеоти фынг, сынг! Жофрыс хи лаер… Фулио дронг чириолан! – на языке стальных птиц.

О, нет! Володя Дьяченко тут ни при чем. В дело пошло только его прозвище. Уж больно подходящим показалось оно Аксенову для нового героя. Точнее – негероя.

Так что же? Бедный, вонючий, ужасный прохожий, кто ты такой, наконец?

Товарищ Попенков! Разрушитель вашей жалкой жизни. И строитель своей. В книге нет предмета, ситуации, человека, которые бы что-то значили для этого существа. Что ему не полезно – прах. А что ему нужно – его. Он это выпросит, отберет, украдет. Без стыда, без пощады и жалости. Ему не чужды эмоции. У него их нет. Как нет каверзы, какую бы он не использовал, решая свои задачи. И крушит он и губит всё для себя лишнее не со зла. Попенков не злой. Он зло.

Но этого никто не хочет видеть! Они и понятно: 1950 год, только кончилась война; люди рады миру, верят в будущее. Они не готовы к встрече со злом. Не чувствуют угрозы. И потому даже ветераны – одолевшие Гитлера – сдаются Стальной Птице, сами того не замечая.

Слава Богу – это не полная и безоговорочная капитуляция. И именно ветераны кладут конец владычеству Попенкова в отчаянной битве с ним и его жуткими сподручными на шаткой крыше распадающегося дома 14 по Фонарному переулку.

Сюжет книги полон перипетий, и пересказывать его ни к чему, но важно пометить: в центр повествования Аксенов впервые ставит отрицательный образ. Стальная Птица – главное действующее лицо повести. До сих пор в его книгах этого не случалось. Конечно, герои его прежних текстов не были однозначно положительными с точки зрения советской критики, но тут он поставил в центр повествования самого настоящего врага рода человеческого.

К иным своим героям Аксенов относится плохо. Не любит их. Очень. Ему не нравится, что они есть. Федька Бугров из «Коллег», хитрован Матти из «Звездного билета», троица модных гадов из «Пора, мой друг, пора» и убийц оттуда же, прожженный подонок Жека Кисточкин из «Всегда в продаже», негодяй Мемозов, что явится в «Золотой нашей железке» и очерке «Круглые сутки нон-стоп». Вспомним и Чепцова из «Ожога», писать который Аксенов начнет уже скоро…

Ему удавались сволочи. Но между ними и Попенковым немалая разница. Они люди. А он – нет. Перед нами нечеловеческое, нездешнее зло. Больше того: спросите любого героя повести, спросите читателя: а кто он – Попенков? Не скажут. Ибо такое зло – не только беспредельно, но и не постижимо и, по крайней мере, в книге – неодолимо. Людям оно не по зубам. Даже после крушения своих планов, рухнувших вместе с домом 14, Попенков не разгромлен. Он как бы уходит в нети, замерев на верхушке лифтовой шахты, неподвижный, незаметный, невидимый.

А потом, крича «Рурро, калитто Жиза Чиза Дронг…», взлетит и канет в сумерки. И след его развеет ветер. Но отлет не означает исчезновения. Он вернется! Вернется в Казань, в рассказ «На площади и за рекой». И ничего мудреного. Хоть и вышел он после «Дома в Фонарном переулке» – в 1967 году, но события, в нем описанные, происходят раньше – в 1945-м.

Схожее существо явится и в 1968-м в рассказе «Рандеву». Юф Смеллдищев, чьи глаза, как и у Попенкова, горят желтым огнем. Его отказываются везти машины. Он мчится на асфальтовом катке. А то – парит над землей. Не целуйте его – примерзнут губы, без крови не оторвать…

И еще: он – убийца. Он губит героя рассказа Леву Малахитова, всеобщего любимца, символ поколения «шестидесятников», под многотонной бетонной плитой. И не согрел Леву свитер на полупроводниках, сшитый для него Леви Строссом по заказу Тура Хейердала… Не выручила реакция Коноваленко и кулак Попенченко… Не отбили друзья – Вознесенский, Годар, Апдайк, Вицин, Никулин и Моргунов. Не спасла тианственная жена Нина.

Юф Смеллдищев увлек простодушного любимца интеллектуалов из шума кабака в тишь забытой стройки, на тайное рандеву с некой особой, ищущей любви. Лева поспешил на свиданье. И узрел ее. Шикарную – в капроне, ажуре, валенке, броне. Обиженную. Вопрошающую: почему вы, Лева, гнушаетесь мною? «Почему в своих стихах не упоминаете обо мне? В ваших импровизациях я не нахожу никакого чувства ко мне. А порой… вы отталкиваете меня, а ведь я же люблю вас…» Лева слышит те же признанья и вопросы, какие его автор слышал от критиков и чинуш. То есть, по сути, от власти… В них та же ревность, злость и настойчивость.