Василий Блаженный

Прогнав бойцов по периметру фундамента еще разок, Марголин окончательно понял, что вниз они лазили зря. И самое главное: ничего интересного не увидели.

Марголин спросил:

— А что, больше никакого пути к храму нет?

— Никак нет, товарищ майор, — ответил прапорщик Маковецкий. — Все замуровано, чтобы и мышь не пролезла.

— Даже как-то странно, — покачал головой Сигизмунд и дал команду выбираться наверх.

* * *

В кабинете аналитиков сидели Клим, Ольга и Гизмо. Неверов только что вернулся в отдел и рассказал, что искать надо некоего антиквара по имени Роберт Геннадьевич. Ольга дала команду своим умникам начать поиск по базе данных.

— Я вот только понять не могу, — задумчиво произнес Марголин, — зачем им надо взрывать этот собор? Почему такая странная мишень? Я понимаю, когда бомбу взрывают, например, на народном гулянье, убивая несколько сотен одним махом. Понимаю, когда в метро, там гибнет меньше, но зато больше жертв именно убитыми. Ну и плюс психологический фактор, понятное дело. Как представишь, что это такое, когда ты должен заживо сгореть или задохнуться в тоннеле, становится не по себе. Но собор — там же народу практически нет!

— Я думаю, тут все дело исключительно в психологическом эффекте, — ответил Неверов. — Пойми, сейчас речь идет о том, чтобы изменить положение дел в стране. А это возможно только тогда, когда народ сбит с толку и деморализован. И вот — мы получаем массовое отравление ботулизмом. Это уже неслабый удар по психике. А потом — бац! Взлетает на воздух храм, который запросто можно назвать главным храмом России. Да-да, и не надо так на меня смотреть. Я прекрасно понимаю, что говорю.

— Разве у нас главный храм — не Христа Спасителя? — удивился Марголин.

Ольга затянулась сигаретой, выпустила пару колечек табачного дыма и ответила:

— Нет, не главный. Христа Спасителя — это так, публично назначенный на роль. Отгрохали бетонную коробку, перед которой только и остается шапку ломать. Он такой же дутый, как и все современное православие. А вот этот храм — совсем другое дело. Это реально наша история. Знаешь, есть такое пафосное словосочетание: сакральный символ. Так вот, Василий Блаженный — это такой же сакральный символ для русского, как для еврея — Стена Плача, а для мусульманина — Кааба. Ну, или для американца — Статуя Свободы.

— Баба со штурвалом на голове, — проворчал Марголин.

Все трое посмеялись этой неожиданной, но очень точной ассоциации.

— Хорошо, значит, если они взорвут Василия Блаженного, то получится, что мы полностью деморализованы? — спросила Ольга.

Майор Неверов, бросив в рот подушечку жвачки, ответил:

— Не сами по себе, конечно. Потрясение обязательно раздует пресса. Причем даже не будет стоять вопрос о том, продажная или честная пресса. Это будет одинаково трагично рассказано обеими сторонами баррикад. И тогда останется еще сделать такой изящный намек, что, наверное, Господь отвернулся от русского народа. А все потому, что русские загордились.

— И не хотят сидеть возле параши, которая им предназначена самой судьбой, — скривилась Ольга.

— Но на государственную политику это как повлияет? Хотя погодите, я сейчас сам отвечу, — заявил Марголин. — Я думаю, что в самом скором времени на фоне общего нагнетания атмосферы должна будет произойти еще какая-то пакость. И потом еще. Чтобы народ оказался настолько раздавлен, чтобы сам попросился обратно в цивилизованный мир — на правах опущенного, живущего у параши.

— Грубо, но верно, — ответила Ольга. — Нет ничего хуже, чем государство, в котором у народа нет веры в себя. А у нас это запросто. Никто так не умеет быть самому себе карателем и мучителем, как русский.

Неверов усмехнулся.

— Знаешь, я впервые стою на страже не просто человеческих жизней, а целой философии. И что интересно: никаких особенных ощущений нет. Как будто я просто ловлю очередного террориста. Скажите мне, дорогие мои друзья-идеалисты, это я такой тупой и бесчувственный или вы тут огород нагородили?

Шутка оказалась к месту и сорвала благожелательный смех.

Неверов вдруг стал серьезным и спросил у Марголина:

— Говоришь, никаких следов постороннего присутствия? Но я тогда не понимаю, как они собираются доставлять взрывчатку?

— Я понимаю не больше тебя, Клим, — усмехнулся Гизмо. — Я думаю: может, мы все-таки со сроками малость прокололись? Может, до взрыва еще пара недель?

— Возможно, — кивнул Клим. — Есть еще одна, куда менее приятная вероятность: возможно, этот злополучный Синус понял, что мы сидим у него на хвосте, и отменил все свои операции. Ну он ведь очень осторожный мужик. Так с чего бы ему с голой задницей на шашку прыгать?

— Это еще смотря у кого задница голая, — грустно вздохнул Марголин. — Я вот так думаю, что какой-нибудь «шанхайский сюрприз» у них обязательно должен быть.