Читаем Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте полностью

О дальнейшем рассказано в мемуарах Липкина. Он утверждал: «Родственники Гроссмана, Е.В. Заболоцкая и я хотели захоронить урну с пеплом на Ваганьковском кладбище, рядом с могилой отца Гроссмана».

Но тут, по словам Липкина, вмешалась вдова. Она «настаивала – и упорно – на Новодевичьем, самом престижном кладбище страны».

Трудно судить, настаивала ли. Но, если верить Липкину, требование вдовы не было исполнено, потому что «Союз писателей отказался ходатайствовать о Новодевичьем: не положено».

Согласно Липкину, компромисс он нашел с помощью знакомого функционера ССП. Добился «разрешения захоронить урну с прахом Гроссмана на Троекуровском кладбище…».

В ту пору Троекуровское кладбище тоже считалось престижным. Липкин подчеркнул, что «оно было задумано как филиал Новодевичьего».

Более вероятно, что кладбище изначально выбрано Тевекеляном и Воронковым. Надо полагать, выбор обусловлен ситуацией. Возможно, похоронили бы на «самом престижном», все же классик советской литературы, но и арест романа – обстоятельство немаловажное. Так что статус несколько понизили.

Официально ритуал завершился в зале крематория. Ну а получение и захоронение урны с прахом – дело родственников.

Часть V. Наследие и наследники

После ритуала

Согласно закону, вдове литератора, состоявшей ранее на иждивении мужа, положена была пенсия. Размеры выплат зависели от ряда факторов, включая стаж пребывания Гроссмана в ССП. Это требовалось подтвердить документально.

Требовавшаяся справка оформлена в октябре 1964 года. Копия – в личном деле. Секретариат ССП принял решение «подтвердить творческий стаж покойного члена Союза писателей СССР тов. Гроссмана Иосифа Соломоновича (Гроссмана Василия Семеновича) с 1934 года по сентябрь 1964 года»[180].

Далее надлежало сформировать комиссию по литературному наследию. Она и должна была затем решать вопросы, связанные с переизданием опубликованного Гроссманом и подготовкой к печати еще не изданного.

Комиссию обычно формировали из коллег-литераторов, считавшихся друзьями умершего. Тут критерий прост. Несколько более сложным он был при определении кандидатуры председателя.

Традиционно комиссию возглавлял писатель, не менее известный, чем тот, чьим литературным наследием предстояло заниматься. По крайней мере, известность подразумевалась сопоставимая.

Кроме того, комиссия должна была действовать по согласию с наследовавшими авторское право. Соответственно, в ее состав включали и кого-либо из наследников.

Законом определялось, что они вступают в свои права только через шесть месяцев после смерти писателя. А потому лишь 8 апреля 1965 года «Литературная газета» поместила заметку «Литературное наследие В.С. Гроссмана»[181].

Текст стандартный. Газета сообщила, что «Секретариат правления Московского отделения Союза писателей РСФСР утвердил Комиссию по литературному наследию В.С. Гроссмана».

Далее – список. Первым указан Березко, получивший должность председателя.

Второй – Б.А. Галин. Известный журналист, прозаик, а в годы войны – специальный корреспондент «Красной звезды».

Далее – Липкин, Письменный, Твардовский. Затем вдова Гроссмана. Она и дочь стали обладательницами авторского права – до истечения двадцати пяти лет после смерти автора. Затем разрешались публикации без согласования с наследниками.

Замыкала список М.Г. Козлова, представитель ЦГАЛИ СССР. Отдел, который она там возглавляла, занимался комплектованием: сотрудники встречались с писателями, а также наследниками, вели переговоры относительно приобретения архивных материалов.

Деятельность комиссии описывал Липкин в мемуарах. Но дату утверждения ее состава не указал.

Зато всех, кто вошел в состав комиссии, мемуарист перечислил. И подчекнул, что таково было «решение руководства московского отделения Союза писателей».

В 1986 году, когда американское издательство выпустило книгу Липкина, многим читателям-эмигрантам было ясно, по каким причинам все, кого назвал мемуарист, получили от «руководства» предложение войти в состав комисии. Зато неясным оставалось, почему ее возглавил Березко. Советский классик – Твардовский, да и функционерский статус его повыше.

Тут подразумевался вопрос. И, словно предупреждая его, Липкин сообщил: «Предложили было председательское место Твардовскому, мы этого горячо желали, много значила бы его подпись под различными ходатайствами, но Твардовский, согласившись стать членом комиссии, от председательствования отказался, сославшись на свою занятость в качестве редактора “Нового мира”. Кандидатуры Эренбурга и Паустовского, выдвинутые нами, были отклонены писательским руководством».

Версия Липкина изложена крайне невнятно. Читатель может лишь догадываться, что имел в виду мемуарист.

Допустим, что пресловутые «мы» – сам Липкин, Березко, Галин, Письменный, Губер и Козлова – «предложили» Твардовскому «председательское место». Но такое невероятно. Прежде всего, потому, что должность председателя не была выборной. Его назначало руководство писательской организации, формировавшее комиссию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Лжеправители
Лжеправители

Власть притягивает людей как магнит, манит их невероятными возможностями и, как это ни печально, зачастую заставляет забывать об ответственности, которая из власти же и проистекает. Вероятно, именно поэтому, когда представляется даже малейшая возможность заполучить власть, многие идут на это, используя любые средства и даже проливая кровь – чаще чужую, но иногда и свою собственную. Так появляются лжеправители и самозванцы, претендующие на власть без каких бы то ни было оснований. При этом некоторые из них – например, Хоремхеб или Исэ Синкуро, – придя к власти далеко не праведным путем, становятся не самыми худшими из правителей, и память о них еще долго хранят благодарные подданные.Но большинство самозванцев, претендуя на власть, заботятся только о собственной выгоде, мечтая о богатстве и почестях или, на худой конец, рассчитывая хотя бы привлечь к себе внимание, как делали многочисленные лже-Людовики XVII или лже-Романовы. В любом случае, самозванство – это любопытный психологический феномен, поэтому даже в XXI веке оно вызывает пристальный интерес.

Анна Владимировна Корниенко

История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное