Читаем Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте полностью

Липкин, Березко, Галин, Письменный, Губер и Козлова могли согласиться или отказаться работать в комиссии, однако выбирать председателя им не полагалось. Не входило это в их компетенцию.

Допустим, Липкин имел в виду, что «председательское место» предлагало Твардовскому «писательское руководство». Такой вариант толкования соответствует реалиям эпохи, но ему противоречит сказанное далее про «кандидатуры Эренбурга и Паустовского, выдвинутые нами».

Здесь подразумевается, что Липкин, Березко, Галин, Письменный, Губер и Козлова совещались, решая, кому же, кроме Твардовского, полагалось бы «председательствовать». Затем обратились к Эренбургу и Паустовскому.

Но такое невероятно. Комиссия не существовала, пока состав ее – вместе с председателем – не утвердил Секретариат правления Московского отделения СП РСФСР. До утверждения не могли бы пресловутые «мы» обсуждать, кому бы «горячо желали» подчиняться, а после не было смысла выдвигать «кандидатуры».

Опять несуразица. Липкин же далее сообщил: «Березко имел те основания возглавить комиссию, что был хорошо знаком с Гроссманом, ценил и любил его талант, Гроссман посещал с ним рестораны, ему импонировали светскость и непринужденность Березко в этих славных учреждениях».

Иронизировал мемуарист. Еще и добавил профессиональную характеристику председателя комиссии: «К его литературной деятельности Гроссман относился насмешливо, но добродушно».

Следует из сказанного мемуаристом, что Березко стал председателем комиссии вопреки традиции. Полагалось бы ее возглавлять советскому классику. Хотя бы Эренбургу, либо Паустовскому.

Липкин не объяснил, почему же «писательским руководством» были «отклонены» эти «кандидатуры». Объяснение читателям-современникам подсказывал контекст: оба упомянутых мемуаристом классика советской литературы считались либералами.

Но, во-первых, эти «кандидатуры» не были «выдвинутыми». Их не выдвигали по указанным выше причинам. Во-вторых, если и принять – условно – версию мемуариста, она не объясняет, почему же Березко занял «председательское место». Липкин предложил шутку вместо объяснения.

В совокупности абсурдных суждений Липкина ясна лишь прагматика. Он пытался отвлечь внимание читателей от парадокса: Твардовский вошел в состав комиссии по литературному наследию Гроссмана, однако не возглавил ее.

Для читателей, знакомых с литературным контекстом 1960-х годов, парадокс очевидный. Твардовский – по его статусу – мог быть только председателем в этой комиссии.

Подчеркнем, что Липкин не объяснял, а именно маскировал парадокс. Использовал обычный прием: яркая деталь отвлекала внимание читателя от несуразиц повествования. Это история о ресторанах, которые Гроссман «посещал» вместе с Березко. И у многих читателей возникала иллюзия, что объяснение дано.

Его нет по-прежнему. Ясно только, что Твардовский оказался среди подчиненных Березко, хотя такое положение не соответствовало писательскому авторитету и функционерскому статусу.

Нет оснований полагать, что Твардовский постольку решил в комиссии работать, поскольку считал Гроссмана другом. Их дружба еще в 1949 году закончилась. Да и руководство ССП не имело полномочий, чтобы заставить новомирского редактора – против его воли – стать подчиненным Березко. Такое решение он тоже сам принял.

Значит, правомерны два вопроса. Первый – когда принял решения. Второй, соответственно, почему они были именно такими.

Ответ на первый вопрос подсказывают материалы личного дела. В частности записи Воронкова, относящиеся к похоронной церемонии.

Согласно традиции, руководить «траурным митингом» полагалось будущему председателю комиссии по литературному наследию умершего. 16 сентября 1964 года Воронков, составлявший план выступлений на гражданской панихиде, указал Березко в качестве руководителя.

17 сентября в 11 часов начался «траурный митинг». Руководил Березко. Для литераторов, знакомых с традицией ССП, это означало, что уже решен вопрос о назначении председателя комиссии по литературному наследию.

Следовательно, не позднее 16 сентября Воронков уже знал, что Твардовский не будет председателем комиссии. Вот и назначил Березко руководить «траурным митингом».

Поэтому Липкин в мемуарах не только не указал дату утверждения состава комиссии, но и не сообщил, кто руководил «траурным митингом». Читатели-современники, знавшие традицию, сразу бы уяснили, когда было принято решение назначить Березко председателем. Соответственно, теряло бы смысл все сказанное мемуаристом о поисках нужной кандидатуры.

Теперь – почему Твардовский согласился войти в состав комиссии. Лишь одна причина вероятна. Предложение было получено не только от руководства ССП. Еще и в ЦК КПСС «предложили».

В ЦК КПСС, как издавна повелось, руководствовались соображениями целесообразности. Формирование комиссии по литературному наследию Гроссмана – вопрос политический. Не менее важный, чем проведение похоронной церемонии. При решении учитывались два фактора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Лжеправители
Лжеправители

Власть притягивает людей как магнит, манит их невероятными возможностями и, как это ни печально, зачастую заставляет забывать об ответственности, которая из власти же и проистекает. Вероятно, именно поэтому, когда представляется даже малейшая возможность заполучить власть, многие идут на это, используя любые средства и даже проливая кровь – чаще чужую, но иногда и свою собственную. Так появляются лжеправители и самозванцы, претендующие на власть без каких бы то ни было оснований. При этом некоторые из них – например, Хоремхеб или Исэ Синкуро, – придя к власти далеко не праведным путем, становятся не самыми худшими из правителей, и память о них еще долго хранят благодарные подданные.Но большинство самозванцев, претендуя на власть, заботятся только о собственной выгоде, мечтая о богатстве и почестях или, на худой конец, рассчитывая хотя бы привлечь к себе внимание, как делали многочисленные лже-Людовики XVII или лже-Романовы. В любом случае, самозванство – это любопытный психологический феномен, поэтому даже в XXI веке оно вызывает пристальный интерес.

Анна Владимировна Корниенко

История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное