Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте

Кожевников по-прежнему был главным редактором журнала, а статья безоговорочно хвалебная. Акцентировалось, что Гроссман – мастер психологической характеристики. И, конечно, гуманист: «Писатель исповедует, выявляет своих героев, дурных и хороших, сильных и слабых, после чего почти всякий рассказ как бы превращается в кафедру, с высоты которой учительствуют, преподают простую и вместе с тем немыслимо трудную науку добра».

Гуманизм, разумеется, ассоциировался с пресловутым антифашизмом. Что и подчеркивал рецензент: «Гроссман – неистовый, фанатичный враг фашизма. Он видит его черты и симптомы в вещах, на первый взгляд совершенно “безвинных”, незначительных. Обличая фашизм во всех его проявлениях, писатель взывает ко всему доброму, что “есть в людях, потому что они люди”; говоря о величайшей ответственности каждого живущего на земле за судьбы всех ее конкретных обитателей, он взывает к душе человеческой, ибо “понял силу этой души, обращенную не к небесному богу, а к людям”».

Вскоре откликнулся и еженедельник «Литературная Россия». 3 марта 1968 г. там была опубликована рецензия И.Е. Гитович[214].

Начиналась рецензия с общей характеристики издания. Гитович подчеркивала, что сборник необычный: «Эта книга вышла спустя три года после смерти Василия Гроссмана. Писатель так и не увидел в печати ни “Тиргартена”, ни “Обвала”, ни путевых заметок “Добро вам!”, ни ряда других рассказов – из тех, что были написаны им в последние годы жизни».

Далее приводилась характеристика Гроссмана. Рецензент утверждала: «Все, что создавалось писателем на протяжении десятилетий, связано одним стремлением – понять и распутать сложный клубок противоречий, из которых состоит жизнь, история, человеческие судьбы и характеры, найти, говоря словами самого Гроссмана, подлинную “меру душ и вещей”. Именно так старался он осмыслить и будничные, житейские ситуации в своих “бытописательских” рассказах, и страшные коллизии ХХ века в антифашистских романах и рассказах».

Едва ли не важнейшей публикацией Гитович называла гроссмановские путевые заметки об Армении. Впрочем, тут она вполне солидаризовалась с Канторовичем и Атаровым: «Не в абстрактных категориях, а в человеческих судьбах, в облике людей, их быте, привычках, даже в сером камне армянского пейзажа ощутил писатель “четвертую координату мира – координату времени”. “Связь времен” предстала перед ним как вековая связь людей, навсегда закрепленная и в памятниках культуры, и в обычаях “класть кирпичи и обтесывать камень”. Глядя на сплетенные пальцы людей, двигавшихся в свадебном хороводе, писатель почти физически ощутил ту великую силу добра, что во все времена противостояла злу – всевозможным проявлениям расизма, ужасам фашизма, всем способам истребления людей – физического и духовного».

Соответственно, речь опять шла об искренности, гуманизме, мастерстве. Таков и вывод, формулировавшийся рецензентом: «Не раз писали о чеховской традиции в творчестве Гроссмана. Очевидно, следует понимать ее не только в историко-литературном плане – манере повествования или особенностях сюжета. Философский, нравственный смысл ее заключен в обостренном чувстве совести и правды, в неодолимом стремлении освободить человеческое сознание от всевозможных догм».

Завершалась рецензия гроссмановской цитатой из очерка об Армении, вынесенной и в заглавие. По словам Гитович, «как завещание нам звучат последние слова очерка: “Пусть обратятся в скелеты бессмертные горы, а человек пусть длится вечно”».

Рецензия Гитович весьма примечательна именно в аспекте критической рецепции. Акцентировалось, что Гроссман – классик не только советской литературы, но и мировой.

Откликнулась также «Литературная газета». 20 марта была опубликована рецензия В.П. Рослякова «Воздух истории. О сборнике рассказов Василия Гроссмана “Добро вам!”»[215].

Характеристика сборника была, по сути, стандартной. Рецензент утверждал: «В книге “Добро вам!” писатель останавливается не столько перед конкретными фактами истории, сколько перед самой историей, перед историей собственной жизни и полувекового существования Советского государства».

Далее предлагалась характеристика автора сборника. По словам рецензента, «Гроссман, каким он предстает перед нами в этой книге, видит не только частности истории, пусть и самые значительные, но и ощущает, понимает эти частности во всем их объеме и во всей сложности того, чем была переполнена минувшая половина века. Это понимание вошло в его человеческий и писательский опыт. Но надо быть большим мастером, чтобы выразить это в рассказе, и порой в коротком рассказе, где нет ни значительных событий, ни потрясающих коллизий».

Гроссман, согласно Рослякову, рассуждал о проблемах осмысления жизни. Таков пафос книги в целом: «Писатель напряженно думает, что есть главное и неглавное в жизни, преходящее и непреходящее – вечное, всегда нужное и необходимое для человеческого счастья. Часто в этих поисках писатель достигает предельного драматизма».