Василий Гроссман в зеркале литературных интриг

Вихнич обозначил, что и к вызванному на допрос возможны претензии. Так, нарушил режим оформления прописки, а главное, деньги «врагу народа» передал. Не то чтобы вовсе ни в чем не виноват. Следователь ГУГБ действовал осмотрительно.

Но особенно странной – в контексте материалов следствия – выглядит дата вызова Гроссмана на допрос. Второй муж обвиняемой допрошен уже после того, как дело передано «судебным органам». Явное нарушение процедуры.

26 марта ГУГБ принято было постановление, согласно которому следовало «дело № 17316 по обвинению ГУБЕР Ольги Михайловны, 1900 года рождения, уроженка города Сочи, беспартийная, нигде не работала, русская гр[аждан]ка СССР производством прекратить, освободив ГУБЕРА (sic! – Ю. Б.-Ю., Д. Ф.) Ольгу Михайловну из-под стражи».

Основания были описаны невнятно. В документе указывалось, что обвинения постольку сняты, поскольку Губер вышла за Гроссмана замуж в мае 1936 года. Но если следователь знал о том раньше, непонятно, почему же он сначала передал дело «в судебные органы», а далее вызвал на допрос второго мужа и почти через месяц вдруг изменил прежнее свое мнение о виновности.

1 апреля начальнику Бутырской тюрьмы направлен был специальный документ, предписывавший немедленно освободить Губер. Соответственно, выдать отобранные при аресте вещи и – «справку об освобождении».

Таким образом, Губер находилась под стражей не «около года», как утверждал Липкин, а менее двух месяцев. Разница существенная.

Сын арестованной в книге воспоминаний утверждает, что после ареста матери ее второй муж не только отправил письмо наркому внутренних дел, но и во многие другие инстанции обращался. В частности, к М. И. Калинину, тогда возглавлявшему Президиум Верховного Совета СССР. Потому и «произошло чудо – маму выпустили».

Документов, подтверждающих обращения в различные инстанции, нет. А письмо Ежову в деле сохранилось. Цитируют его и Гаррарды[233].

Значит, есть документ, подтверждающий, что Гроссман обратился к наркому внутренних дел. Другой вопрос – какую роль письменное ходатайство сыграло.

Риторика ходатайства

Гроссмановское письмо не датировано. После формального обращения к наркому Гроссман сразу же характеризовал суть дела: «Товарищ ЕЖОВ, 7 февраля 1938 г. была арестована моя жена Ольга Михайловна ГУБЕР.

Я горячо прошу Вас войти в обстоятельства этого дела».

Далее речь шла о статусе Губер – социальном. Его Гроссман характеризовал подробно: «Жена моя нигде не работала с 1926 года, а целиком и полностью замкнулась в кругу семьи и домашнего хозяйства (у нее двое детей от первого мужа). Осенью 1935 года моя жена разошлась со своим бывшим мужем Б. А. ГУБЕРОМ и вышла замуж за меня (в ЗАГСе наш брак был зарегистрирован в мае 1936 г.)».

Получалось, что бывшая жена Губера к моменту его ареста более года как за Гроссмана вышла замуж. А реально прежний брак расторгнут еще раньше.

Гроссман акцентировал, что руководствовалась Губер не соображениями выгоды. Напротив, жертвовала многим: «В 1935 году моя материальная жизнь совершенно не была налажена, квартиры у меня не было, и, уходя ко мне, жена оставила свой благоустроенный дом, пошла на временную разлуку с детьми, которых нежно любит, не послушалась уговоров и осуждений родных и знакомых. Могут ли быть более веские доказательства полного разрыва между моей женой и ее бывшим мужем?»

Разумеется, Гроссман не оспаривал правомерность действий сотрудников НКВД, лишь отметил, что возможна и случайная ошибка: «Однако обстоятельства, при которых был совершен ее арест, заставляют думать, что не точно было известно, что она еще в 1935 г. разошлась с ГУБЕРОМ.

Очень прошу Вас обратить внимание на это».

Далее обозначались наиболее вероятные причины ошибки производивших арест. Прежде всего – несвоевременное оформление новой прописки: «В начале октября 1935 г. моя жена, покинув свою бывшую квартиру, осталась в ней прописанной, так как дети, внесенные в ее паспорт, продолжали там жить, а мы из-за отсутствия площади не могли их сразу забрать к себе (лишь этим летом Союз писателей предоставил мне квартиру, и сейчас дети взяты мной под опеку и живут у меня)».

В письме также указывалось, что сотрудники НКВД сначала пришли за Губер в квартиру ее бывшего мужа. Лишь потом выяснилось: живет в другой. Соответственно, «производивший арест и ознакомившийся с документами жены, из которых видно, что она замужем за мной и разошлась с первым мужем, звонил по телефону и спрашивал, как в связи с этим поступить».

Получалось, что сотрудник НКВД, «производивший арест», допускал возможность ошибки, но дополнительные указания не получил своевременно. И Гроссман подчеркивал: «Мысль, что о длительном разводе моей жены с ее бывшим мужем не было точно известно, меня мучительно угнетает».

Далее – аргументация эмоциональная. Гроссман задавал риторический вопрос: «Когда Партия устами товарища СТАЛИНА говорит, что сын не отвечает за отца, может ли женщина, домашняя хозяйка, мать двоих детей, отвечать за бывшего мужа, с которым порвала около трех лет тому назад?».