Василий Пушкарёв. Правильной дорогой в обход

Костаки не отрицал такой возможности, хотя наивность этого (как и предыдущего) плана очевидна, особенно теперь. Ну а что было делать? Хоть помечтать масштабно и с удовольствием, – и то уже казалось каким-то движением вперед!

Я рассказал об этих нескольких эпизодах для того, чтобы показать, как трудно и с какими невероятными зигзагами пробивалась дорога к настоящей выставке, к настоящему торжеству и признанию художника. Ещё маленькая деталь. Филонов, как известно, не продавал своих картин, они все должны были принадлежать Советскому государству и образовать музей аналитического искусства – отдельный музей Филонова. Но все же каким-то образом за границей оказалось несколько его произведений. Я не изучал специально этого вопроса. Думаю, что главными «виновниками» здесь являются частные владельцы и коллекционеры. Однако, как известно, всегда находятся и любители поживиться за чужой счет. Они окружали и доверчивую Евдокию Николаевну. В последний период её жизни к ней втерлась в доверие искусствовед Гудкина[171] и под видом написания монографии о Филонове выкрала у неё 5–7 вещей, которые ушли за границу. Состоялось расследование, Гудкина была осуждена, теперь, наверное, уже давно на свободе, а вещи утрачены навсегда. Некоторые из них теперь находятся в собрании Людвига (ФРГ).

Второй случай более странный. В Париже, в центре Помпиду, оказалось восемь рисунков Филонова. Они опубликованы во французском журнале «Cahier d’Art» за 1983 год. Такие же точно рисунки, с небольшими отклонениями, находятся и в Русском музее. Для творческого метода Филонова копии своих работ исключены. Значит, где-то оригиналы, а где-то подделки. Западное искусствоведение очень и очень неплохо знает творчество наших художников авангарда, теперь уже и творчество Филонова. И приобретение сразу восьми подделок в центре Помпиду вряд ли возможно. Значит, у нас в Русском музее кто-то имел допуск к произведениям Филонова при директоре Новожиловой, которая лично контролировала посещение фондов, сделал копии и подменил ими оригиналы. Меня удивляет, что этот случай стараются замять всеми способами. А между тем при современных технических возможностях экспертиза может точно ответить на все вопросы.

И последнее. Открытие выставки произведений Филонова – такое важное событие не только в истории нашего, отечественного искусства, но и мирового. Однако на открытии я не встретил ни одного представителя органов, руководящих культурой. Странно. Гораздо менее заметные вернисажи собирают целый руководящий иконостас.

Увидеть Париж ииии…

В Париже Василию Пушкарёву удалось побывать несколько раз – в 1960-х! А в 1990-е он опубликовал несколько статей с воспоминаниями об этих поездках с общим заголовком «Мои командировки в Париж»[172] Первые фрагменты этих воспоминаний Пушкарёв написал в январе 1992 года – всего через год, после того как прекратила свою деятельность Комиссия по выезду за границу, а значит возможность увидеть любую страну мира – пусть даже чисто теоретически – появилась у каждого. Для граждан постсоветского пространства 1990-х Париж все ещё оставался экзотикой – манящей и труднодоступной. Воспоминания Пушкарёва читались на одном дыхании – ведь, кроме всего прочего, на их страницах мелькали фамилии Бенуа, Серебряковой, Анненкова, Шагала….

Авторство знаменитой фразы «Увидеть Париж и умереть!» приписывают советскому писателю Илье Эренбургу, в общей сложности прожившему во Франции 20 лет. Уехав во Францию ещё в 1920-х, в СССР он вернулся только в 1940 году. В 1950-х годах Эренбург, горячий поклонник авангарда, сделал многое для того, чтобы в Москве состоялась выставка его друга юности – к тому времени уже знаменитого на весь мир и многие годы запрещенного в СССР Пабло Пикассо. В отношении же Парижа советским людям писателю приходилось верить на слово. В 1931 году в Москве была издана книга Эренбурга «Мой Париж», в которой были не только его размышления о городе, но и собственноручно сделанные фото – лавочники, скамейки, старики, художники. Узнать о парижских скамейках и прочих вещах, о которых писал Эренбург, большая часть населения Советского Союза могла только из книг. Выезд за границу для советских граждан был многие годы серьезно ограничен. Увидеть своими глазами Париж, а также Лондон, Прагу или Хельсинки (в общем, любой несоветский город) вплоть до 1955 года можно было, только оказавшись там в составе делегации или в командировке.