Василий Пушкарёв. Правильной дорогой в обход

Значит, переупаковка картины Сомова могла произойти и в Женеве в нашем представительстве, и в Москве в Художественно-производственном комбинате. И там, и здесь могли отделить раму от картины все с той же целью – облегчение посылки. Мои поиски рамы не увенчались успехом. Но как объяснить графине? Разве же графиня может понять, что такое вообще возможно, что просто бесцеремонно распорядились ее даром! Как мы со Львом Адольфовичем (в основном он) извивались и оправдывались перед графиней, одному Богу известно. Однако и на этот раз «палка не выстрелила», и мы должны были перестать мечтать не только о брюлловской «Самойловой с арапчонком», но и о тех произведениях русского искусства, которые находились у графини Зубовой в Женеве и которые «сами просились, чтобы их забрали в Русский музей»… На этом примере можно проследить, как неумолимо методично и последовательно глушилось на корню любое живое дело.

Конечно, ни я, ни Лев Адольфович не сидели сложа руки, пока шла канитель с картиной Сомова. В это же время Лев Адольфович проявлял усилия и тратил свою энергию, стараясь, чтобы ящик с отобранными мною в октябре 1969 года картинами был отправлен из Парижа в Москву и из Москвы Русскому музею. В ящике были упакованы портрет Боткиной работы И. Н. Крамского 1879 года, авторское повторение аналогичного портрета, находящегося в Третьяковской галерее; портрет генерал-поручика Петра Ивановича Мелиссино (1724/1726-1797), директора Артиллерийского и Инженерного корпусов, вероятно кисти Лампи; портрет Петра Великого, выполненный художником Российского императорского двора Луи Каравакком в 1717 году (наклейка на обороте на французском языке), который был приобретен Л. Бенатовым на аукционе в Париже (см. очерк «Леонардо Бенатов»); три холста самого Л. Бенатова и альбом рисунков Чехонина. Ящик с этими картинами был принят нашим посольством в Париже 9 декабря 1969 года все от того же вездесущего и неугомонного Льва Адольфовича Гринберга. «Надеюсь, что ящик скоро будет доставлен в Министерство культуры…».

А 10 февраля 1970 года он пишет мне, что ящик «все еще маринуется на rue de Grenelle»[223] и что «руки опускаются от такого ведения дел». Но это было только начало «такого ведения дел» и предстояло набраться максимума терпения и выдержки, чтобы дождаться конца «такого ведения дел». Только 13 марта 1970 года «ящик – наконец! – уехал в Министерство культуры» в Москву.

28 марта 1970 года я снова был вынужден обратиться к заместителю министра иностранных дел Союза В. С. Семенову за помощью, на сей раз по поводу присылки архива А. Н. Бенуа и заведенной надлежащим образом первичной документации к нему, а также по поводу картин.

«В Париже я отобрал для музея живописные работы русских художников у коллекционеров. Посольство… любезно согласилось прислать эти картины через Министерство культуры Государственному Русскому музею. Прошло уже пять месяцев. До сих пор картин нет. Владельцы (французы) возмущаются, им почему-то кажется, что так вести дело нельзя».

Эта моя уж очень тонкая ирония осталась незамеченной. Владимир Семенович откликнулся 3 июня 1970 года:

«Большой привет Вам из Вены. Я получил здесь ответ на мое письмо от товарищей из Франции по интересующему Вас вопросу об отправке в Советский Союз архива А. Н. Бенуа и некоторых картин русских художников… Кроме архива, наше посольство в Париже направило в адрес Министерства культуры 6 картин… приобретенных у местного коллекционера Гринберга и художника Бенатова… Рад, что вопрос, из-за которого Вы так волновались, благополучно разрешен».

Неизвестный художник

Портрет И. И. Мелиссино. Вторая пол. XVIII в.

Холст, масло

Государственный Русский музей

Однако судьба картин все равно оставалась неизвестной. Где они, что с ними? Лев Адольфович, обещавший терпеливо ждать дальнейших сообщений, кажется не выдерживает этой пытки временем и неизвестностью. 8 июня 1970 года он пишет:

«Дорогой Василий Алексеевич, в декабре сдал в посольство ящик с картинами. В марте меня радостно известили, что ящик покинул Париж. Сегодня июнь. Куда делись картины? Где они покрываются плесенью? По табели о рангах мне скоро пора на кладбище, но я откладываю: хочу дождаться известий о судьбе всего, что я Вам послал. Пожалуйста, бейте в набат и ругайте, кого нужно, последними словами, чтобы спящие проснулись.

Если бы не было так трудно вести дела с Советским Союзом, если бы не канитель, как много хорошего можно было бы сделать. Но из-за Ваших невероятных темпов опускаются руки…

Это соображения общего порядка.

А что касается частного, личного отношения, то Вы знаете, как я Вас люблю и уважаю и как приятно мне было бы Вас снова встретить. Искренне преданный Вам Л. Гринберг».

Что делать, кого ругать последними словами? А вдруг начнешь ругать не того, кого следует, их ведь много, чиновников от искусства, можно ошибиться и тогда – головы не сносить. Я перепечатал письмо Льва Адольфовича и со своими не менее выразительными комментариями послал заместителю министра культуры СССР В. И. Попову.