Василий Пушкарёв. Правильной дорогой в обход

Справедливости ради надо сказать, что выдавать «хорошего Малевича» Министерству культуры у Пушкарёва не было никакого права. Все эти годы 94 произведения, переданные семьей в музей, оставались их частной собственностью, музей их только хранил. В 1976 году в живых оставались три наследницы художника: его вдова – Наталия Малевич, дочь Уна Уриман и внучка Нинель Быкова. В тот год две из них – Уна Уриман и Нинель Быкова – договорились вместе обратиться в Министерство культуры с просьбой вернуть им работы Малевича из Русского музея. Министерство поручило Пушкарёву вступить с ними в переговоры. В записке Управления ИЗО излагалось министерское видение механизма передачи работ в музей: «По нашему мнению, целесообразно было бы договориться со всеми тремя наследниками К.С. Малевича о передаче в дар государству части коллекции, сохраненной в течение 40 лет Русским музеем, и о приобретении другой части у наследников за суммы, принятые в нашей закупочной практике, через Государственную закупочную комиссию»[256]. О дарственной удалось договориться лишь с Наталией Малевич – «с тем, чтобы подаренные произведения никогда не продавались, не дарились и не передавались из Государственного Русского Музея»[257]. Уна Уриман и Нинель Быкова настаивали на получении компенсации за передаваемые работы. В итоге Министерство согласовало сумму выплат за 91 произведение Малевича – 21 000 рублей, по 7 000 рублей каждой из наследниц. Кроме того, «несговорчивая» Уна смогла забрать три полотна – «Голова матери», «Голова мужская» и «Три женские фигуры». Работы были возвращены в октябре 1977, тогда же Всесоюзному художественно-производственному комбинату имени Е.В. Вучетича при Министерстве культуры СССР было отправлено поручение произвести оплату и оформить приобретение[258].

Сумма, выплаченная наследникам за лучшую в мире коллекцию работ Малевича, была ничтожной. В пересчете по курсу 1977 года они получили 15750 долларов. На мировом арт-рынке Малевич уже тогда стоил миллионы – хоть в долларах, хоть в марках, хоть в фунтах. Позже, в 1990-х годах Пушкарёва мучили из-за этого угрызения совести. В 1992 году он написал статью «Ограбленные наследники великого Малевича», в которой объяснял произошедшее. «Фактически Министерство культуры не приобретало картины Малевича, – писал он. – Экспертная закупочная комиссия не рассматривала и не оценивала каждое произведение в отдельности. Умозрительно, административным путем было принято решение: каждому наследнику достаточно выплаты за изъятые у них картины по 7 тысяч рублей в качестве компенсации. Естественно, что подобные действия нельзя рассматривать как договор купли-продажи, к тому же была нарушена ст. 48 ГК РСФСР и цены были недействительны. Тогдашнее руководство МК и Русского музея в моем лице удовлетворенно потирало руки. Ещё бы! Удалось без особых усилий и финансовых расходов получить в государственную собственность уникальную коллекцию»[259]. Однако все предпринятые им попытки добиться для наследников дополнительных выплат никакого успеха не имели.

Что было дальше

Совместная история Пушкарева и Русского музея длиною в 27 лет закончилась обвинением в злоупотребление служебным положением и увольнением «по собственному желанию». Пушкарев описывал это так: «Конечно, после такого «долготерпения» меня «ушли по собственному желанию». Эта форма избавления от неугодных была разработана идеально. Сначала организовывался «компромат», а потом «великодушно» отпускали. Это было уже время, когда качества руководителя учреждения расценивались по «личной преданности» вышестоящему партийному начальству»[260].

«Компроматом» – согласно материалам фильма «Тихая война Василия Пушкарева» – было обвинение директора в использовании обрезков музейного паркета в личных целях. В самом Русском музее я слышала другую версию – что в музейных дворах высокопоставленному чиновнику (или еще хуже – иностранцу) на голову упала сосулька. Но упавшая сосулька – это, скорее, не злоупотребление, а пренебрежение своими обязанностями.

Но что паркет, что сосульки – все это звучит так же абсурдно как знаменитые хармсовские «Вываливающиеся старухи»:

«Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась. Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась. Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая. Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошёл на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль»[261].

После увольнения из Русского музея Пушкарев переехал в Москву. В 1977–1985 занимал пост директора Центрального дома художников в Москве, а позднее работал в Президиуме Советского Фонда культуры над проектом по созданию Музея современного искусства – занимался формированием коллекции. Но всегда и везде, до самого последнего интервью про Русский музей говорил так: «Мой музей!»

Приложения