Василий Розанов как провокатор духовной смуты Серебряного века

Осенью 1918 г. появилась моя книга «В. В. Розанов. Личность и творчество; Опыт критико-биографического исследования», в которой давался краткий обзор жизни и деятельности В. В., составленный очень конспективно, разбросанно и недостаточно вдумчиво. Тем не менее, Розанов остался доволен этой несовершенной работой, а отдельные замечания, характеризующие его индивидуальность, казались ему необычайно верными и меткими [ГОЛЛЕРБАХ. С. 89].

И хотя с конца 1980-х гг. в России вышло несколько книг о Розанове биографического характера — [ВАРЛАМОВ], [ГРЯКАЛОВ], [НИКОЛЮКИН], [РАВКИН], [СУКАЧ (I)], [ФАТЕЕВ (I) и (III)] и др., а на Западе — в Германии его фундаментальная научная биография [GRUBEL] (2019), работа Голлербаха остается непревзойденной по глубине анализа личности писателя. Такая оценка дается самим Розановым в письмах к писателю:

Я так счастлив, милый Эрих, что Вы обо мне пишите: это не «удовольствие», а именно счастие. К чему скрывать, лукавить. «Не нужно этого, не нужно». Это бяка.

Вы могли бы, и м. б. Вы только один могли бы вполне раскрыть мою личность в критико-биографическом очерке.

Как я благодарен Вам за конкретизм, за это отсутствие невозможной подлой алгебры, которою историки и биографы покрывают не только святыню истории, но наконец и живые человеческие лица.

Как же Вы связались «биографией обо мне» со мною? Да ведь лишь пошлый и глупый человек возьмется за биографию абстрактно. Конечно, всякий выберет «биографию» по «себе». Что же значит это «по себе». Да и значит только то одно, что «я понимаю его», «понимаю во всем» и говорю «п. ч.» в тайне свою думу говорю. Говорю все, до чего дошел мой ум, мое постижение вещей и, в тайне и глубине, всякая «биография» есть «автобиография». Без этого она невозможна…

Что может быть выше, что может быть счастливее, как еще при жизни увидать, узнать, увидеть и наконец п рочесть, как ты совершенно понят и растолкован даже для других (читатели) так именно, как понимаешь сам себя. Тут даже если и будут преувеличения (я их очень боюсь), то ведь «не мало же я и трудился». Преувеличения поганы только «не в том стиле» (обо мне всегда бывали именно «не в том стиле»): но преувеличения в стиле «описываемого автора» ость просто вознаграждение за труд жизни [ГОЛЛЕРБАХ. С. 89–92].

Об их личном знакомстве Эрих Голлербах пишет следующее: