Василий Шуйский

Однако сначала гетмана Жолкевского, подошедшего к Москве неделю спустя после низложения царя Василия Шуйского, 24 июля (3 августа) 1610 года, попытались вовлечь во внутренние московские дела. Боярская дума призывала помочь ей в борьбе с отрядами Лжедмитрия II, а послы самозванца надеялись, что гетман Жолкевский обеспечит им королевскую поддержку.

Роль Лжедмитрия II в момент сведе́ния с престола царя Василия Шуйского оказалась очень темной, как из-за тайных предварительных переговоров с его сторонниками, так и по самой сути событий. Обычно считается, что лишение престола царя Василия Шуйского было частью плана, предусматривавшего еще и общий отказ от поддержки Лжедмитрия II. По версии «Нового летописца», заговорщики якобы заранее договорились с собравшимися под стенами Москвы тушинцами, что те тоже оставят своего «царика» и объединятся с ними для борьбы с «литвой». Но если кто-то думал, что с отстранением от власти царя Василия Ивановича все само собой устроится, то он глубоко заблуждался. Попытка Боярской думы использовать уход Шуйского от власти, чтобы устранить еще и Лжедмитрия II, провалилась (если такие планы вообще существовали). Как рассказывал автор «Нового летописца», «по сведении ж царя Василья начаша бояре владети и начаша посылать к тушинским, чтоб оне Тушинсково Вора своего поимали; а мы де уж царя Василья с царства ссадили». Все, что они услышали в ответ, было язвительное нравоучение, «что вы не помните государева крестново целования, царя своего с царства ссадили, а нам де за своево помереть»[466]. Дума жестоко поплатилась за то, что пыталась расчистить дорогу к трону кому-то из бояр. Устранить самозванца не удалось. Более того, царь Дмитрий Иванович оказался единственным претендентом, опиравшимся на силу своего войска. Если не считать державшего нейтралитет и наблюдавшего за столкновением московских бояр с Лжедмитрием II гетмана Жолкевского, исполнявшего королевскую инструкцию о приведении жителей Московского государства к присяге королевичу Владиславу.

После урока, полученного заговорщиками от сторонников Лжедмитрия II, выбор в Москве был сделан в пользу унии с Речью Посполитой. Но и ответственность за последовавшее в результате превращение Думы в декорацию власти наместника иноземного короля, за пережитый национальный позор легла именно на тех, кому придумали хлесткий ярлык, навсегда обогативший русский политической лексикон, — «семибоярщина». Автор Хронографа 1617 года писал, что «прияша власть государства Русскаго седмь московских бояринов, но ничто же им правлыиим, точию два месяца власти насладишася». Итогом недолгого боярского правления стал переход власти из рук Думы к иноземным управителям: «Седмичисленные же бояре Московские державы всю власть Русские земли предаша в руце литовских воевод»[467]. Впрочем, слова автора хронографа надо понимать в ироническом, а не в буквальном смысле. Тот же С. Ф. Платонов с очень большими оговорками выделяет имена семи бояр, участвовавших в переговорах с гетманом Станиславом Жолкевским, — князья Федор Иванович Мстиславский, Иван Михайлович Воротынский, Андрей Васильевич Трубецкой, Андрей Васильевич Голицын, а также Иван Никитич Романов, Федор Иванович Шереметев и князь Борис Михайлович Лыков, не закрывая этот список от других имен (всего боярский титул в то время носили 17 человек). Возможно, что слово «седмочисленные», употребленное автором хронографа по отношению к боярам, должно было подчеркнуть, что их было много, и все они не смогли справиться с принятой на себя властью. (В этом случае «семибоярщина» должна восприниматься в том же семантическом ряду, что и известная русская пословица про «семь нянек».)