Василий Шуйский

Вот так же хлопотал лет семьдесят тому назад великий государь Иоанн III Васильевич Грозный. (Из Грозных он был первым.) Внука своего Дмитрия на царство венчал. Рассердился на царицу Софью, принцессу византийскую, на сына Василия опалу наложил… Из-за этого венчания бедный князь Дмитрий всю жизнь просидел в тюрьме.

Всегда и во всем покорный митрополит Антоний новой затее не противился. Совершил венчание по древнему византийскому правилу. Семиона Бекбулатовича обрядили в соборе в царские ризы, возложили на плечи бармы, надели на грудь золотую цепь, увенчали голову шапкой Мономаха, помазали миром — и царь готов.

Антоний сказал новому государю наставление, Иван Васильевич и сын его Иван Иванович поклонились венчанному на царство, ибо сами были теперь князья удельные, а Семион Бекбулатович — царь и великий князь всея Русии.

Три старших брата Шуйских — Василий, Андрей и Дмитрий были на том венчании.

— Кому же теперь станем служить? — шепнул Андрей Василию.

И глянул Василий на Андрея, да так, что тот онемел.

Когда же ехали с царского пира домой, обнял младших братьев и пошептал каждому на ухо:

— Слава Всевышнему! Иван Васильевич не отставил нас от себя! Поеду завтра в Троице-Сергиев монастырь, помолюсь за всех нас.

В монастыре узнал: архимандрит Симоновского монастыря Иосиф сложил с себя сан, остался в обители простым иноком.

Увы! Увы! Не спасло смирение монаха. Отпраздновав восшествие на престол Семиона Бекбулатовича, Грозный казнил Иосифа.

22

А Земский собор продолжал свои труды, хотя и почитал себя заложником царского коварства. Отречение Иоанна Грозного от верховной власти — морока. В Казани и Астрахани о том отречении не только писать, но и говорить запрещалось, говорунам языки резали.

Но Семион-то Бекбулатович — явь! В драгоценной царской порфире, с венцом великого князя всея Русии, восседал он на троне, слушая приговоры Боярской думы.

Все знали: игра! Новая опричнина! А все же были и такие, кто забывался, глядел на Семиона Бекбулатовича с надеждой: чем не царь? Величав, ласков, никому злого не желает.

Пока Земство мыкало свою новую печаль, московский князь времени даром не терял, делил царство надвое, как в опричнину. Себе взял Псков, Ростов Великий, Зубец, Ржев, Шелонскую пятину Новгородской земли, Казань и многие другие земли. Царю Семиону Бекбулатовичу отошли Владимир, Муром, Мценск.

В Думу Иван Васильевич с сыном своим Иваном Ивановичем являлся не иначе, как в свите митрополита Антония, сидел в задних рядах. Да вот только в «удел», на свою службу Иван Васильевич мог взять любого дворянина великого князя, а великому князю Семиону Бекбулатовичу принимать из «удела» было настрого запрещено. Правду сказать, перешедший к Грозному терял свои поместья на земле царя Семиона, но получал от Ивана Васильевича новые в землях удела.

Братьям Шуйским, Василию и Андрею, тоже были пожалованы угодья в Шелонской пятине.

Пришла осень, пошли дожди, полились обильно новые людские слезы.

Разобравшись с уделом, Иван Васильевич устроил Удельную Думу. Сыск поручил постельничему Дмитрию Ивановичу Годунову, заодно пожаловал чином боярина. Стал боярином Афанасий Нагой, а брат его Федор — окольничим.

Власть для того и власть, чтобы властвовать.

Как молнией поразило гневом Грозного близких людей царевича Ивана. Скатилась с плеч голова его троюродного брата Протасия Васильевича Юрьева-Захарьева. Бомелей назвал, а Грозный вспомнил. Возвратили из десятилетней казанской ссылки боярина князя Петра Куракина — и сразу на плаху. Расправился Иван Васильевич и с бывшими опричниками. Отрубили голову князю Даниле Друцкому, проредили род Бутурлиных. За усердную службу казнили боярина Ивана Бутурлина, его братьев окольничих Дмитрия и Бориса. Иону Бутурлина зарезали дома, вместе с сыном и с дочерью.

Посылал своих псарей удельный Московский князь и в приказы. За приказным столом задушили дьяка Иосифа Ильина, трех подьячих, прибили пятерых крестьян-просителей, чтоб страстей потом не рассказывали.

Из Архангельского собора, не дождавшись конца службы, выхватили соборного протопопа Ивана — хранителя царских гробов. Пролить кровь священника постыдились — утопили.

Кончилось наконец разбирательство дела архиепископа Новгородского Леонида. Зашили беднягу в медвежью шкуру, пустили двух-трех собак, и тут Иван Васильевич помиловал архипастыря. Посадили в яму на хлеб и воду. После дыбы, после кнута, прижиганий архиепископ Леонид недолго был тюремным сидельцем. Умер 20 октября.

Насытившись пролитой кровью, удельный князь тишал.

Было заведено два сыскных дела — на Крутицкого владыку Тарасия и на владыку Антония. Доносчики обоих обвиняли в неблагочестии. Дело Тарасия тянулось уже целый год… Но удельный князь, слушая новые доносы на иерархов, помалкивал.