Василий Шукшин. Земной праведник

«Приходит Иван домой с пахоты, а у него дома – черти сидят.

– О, – говорят – Иван, какой ты грязный! Все пашешь да пашешь… А мы тебе приготовили хорошую должность. Чистую, спокойную. Будешь у нас охранять клад. Нам он пока без надобности. Не пришел срок. Когда понадобится – мы его пустим в дело, переворот устроим всей жизни. А пока – молчок. Охраняй этот клад. Работа не пыльная.

Что еще за клад? – удивился Иван. – Небось, народное достояние? А вы хотите его прикарманить? Не хочу я играть в ваши игры и пить с вами из одного копыта. Пошли вон!

– О, нет, Ваня, так не выйдет. Ты уже с нами заигрался. И никак нельзя тебе выйти из игры. Мы тебя выдвигаем на высокий пост. Соглашайся по хорошему, а не то – голова с плеч.

– Да не посмеете вы, – сказал Иван. – Ничего у вас не выйдет. Я на вас весь народ подниму. Все за мной пойдут.

– Не успеешь, Ванюша, даже пикнуть не успеешь. Мы тебя предупредили. Подумай хорошенько.

Призадумался Иван:

– Отпустите меня, черти. Я уеду куда подальше – там буду пахать.

– О, нет, Ваня, не можем мы тебя отпустить. Ты для нас опасный человек. Соглашайся. Будешь жить как никто…

Замахнулся Иван на чертей – глянь, они в тараканов превратились – и шмыг за плинтус».

И не стало на земле Василия Макаровича Шукшина. Помните: «Душу надо? Могу продать! Славу встречу…». Славу встретил, душу не продал.

Бог правду знает, но не сразу скажет, – так, кажется, говорит пословица. Знает правду и народ, но высказать не может. Просто земным поклоном кланяется Шукшину. Вот потому-то село Сростки стало национальной святыней – как Ясная поляна. Люди едут сюда круглый год со всех концов страны. А раз в году здесь собирается народное вече. С раннего утра, еще по росе начинается восхождение на гору Пикет. Вереницами тянутся наверх не десятки, не сотни, а тысячи людей, поднимаются по большой дороге и по тропинкам, пробитым в дебрях разнотравья. Очутившись наверху, изумленно озираются – ах, ты! – сколько хватает глаз, тесно, бок о бок, плечом к плечу сидят люди – они выстелили все взгорье, как богатырская трава, которая под солнцем не горит, под ветром не ложится, которую и конь былинный не топчет. Окоема не хватает, чтобы вместить их всех – на самом его пределе они уже не сидят, а стоят все так же тесно, плечом к плечу, точно поддерживая небо. Это уже не сбор, не встреча, а вече.

А в музее Василия Макаровича Шукшина, том самом доме, который он просил не продавать, в этот утренний час тишина. Скромный крестьянский дом: комод, покрытый ажурной скатертью – вязание Марии Сергеевны – она была рукодельница, тумбочка с телевизором – подарок Василия Макаровича матери, простой письменный стол и на нем пишущая машинка «Москва» и будильник: тут он работал, приезжая в Сростки. В окна смотрят шукшинские березы. А в книге отзывов – запись: «Очень приятно, что среди такой простоты выросло такое Человеческое Величие».

«Нет, жить надо серьезно…» Вместо заключения