Василий Шукшин. Земной праведник

Что это? Пародия на героику военных лет, – как ничтоже сумняшеся заявил один «исследователь»? Но вспомним, что Шукшин – подросток тех военных лет. А какой мальчишка не мечтал тогда убить Гитлера? Влепить ему пулю прямо в усики! Гитлер – средоточие того ужаса, который принесла в жизнь война. Гитлер – это страх, нищета, сиротство. Какие тут шутки – покушение на Гитлера это серьезно, серьезнее не бывает. Никто и не смеется над Бронькой Пупковым, Шукшин не позволяет. Такой вот не смешной анекдот. Конечно, для Броньки это покушение – «момент истины». Для него война еще не кончилась и, похоже, не кончится никогда. Но не та, настоящая война, на которой он был санитаром, а какая-то киношная, книжная, вымечтанная на охотничьем привале, именно потому, что не было в жизни места подвигу, а была только нескончаемая суета и маята.

«Жизнь: когда же самое главное время ее? – спрашивает себя еще один „странный человек“, скотник и пастух Костя Валиков из рассказа „Алеша Бесконвойный“. – Может, когда воюют?». Он-то воевал, был ранен, поправился, вернулся на передовую «и всю жизнь потом с омерзением вспоминал войну». Казалось бы, уж на что далек такой вот человек от поиска смысла жизни. Алешей Бесконвойным прозвали его односельчане за редкую неуправляемость: пять дней вкалывал на совесть, а на шестой топил баню – и никакими уговорами нельзя было заставить его работать. «Никто бы не поверил, что Алеша серьезно вдумывался в жизнь: что в ней за тайна, надо ее жалеть, например, или можно помирать спокойно – ничего тут такого особенного не осталось? Он даже напрягал свой ум так: вроде он залетел – высоко-высоко – и оттуда глядит на землю… Но понятней не становилось: представлял своих коров на поскотине – маленькие, как букашки… А про людей, про их жизнь озарения не было. Не озаряло. Как все же: надо жалеть свою жизнь или нет? А вдруг да потом, в последний момент как заорешь – что вовсе не так жил, не то делал? Или так не бывает?».

Стало быть, и маленький человек, не далекий, не образованный задумывается над смыслом жизни? Сам-то он никогда этого не скажет, так и промолчит до самой смерти и унесет с собой все свои думы – спасибо рассказчику, который заглянул ему в душу и увидел в ней свет, нашел подтверждение мысли, что «человек… это нечаянная, прекрасная, мучительная попытка Природы осознать самое себя».

Если «Миль пардон, мадам!» самый анекдотичный рассказ Шукшина, то «Алеша Бесконвойный» – самый философичный. В нем как бы незатейливый состав событий: человек топит баню, налаживает «маленький Ташкент» – рубит дрова, умело подкладывает в каменку поленья, распаривает в кипятке веник, поддает жару, ковшами кидая на каменку кипяток. Шукшин не понаслышке знает, как это делается – все в его описании звучно, зримо, осязаемо – прямо инструктаж какой-то. Ну, как не принять во внимание, что, разжигая огонь в каменке, можно обойтись и без лучины – достаточно взъерошить топором те поленья, которые ложатся поперек кладки, а потом эти заструги зажечь – загорится здорово. «Ах, славный момент!.. Алеша всегда много думал, глядя на огонь. Например: „Вот вы там хотите, чтобы все люди жили одинаково… Да два полена и то сгорают неодинаково, а вы хотите, чтоб люди прожили одинаково!“». Перед нами в сущности деревенский философ, глубокий, чуткий человек, который цены себе не знает и никогда не узнает. И, может быть, к лучшему это; иначе потерял бы покой человек. И тогда это был бы уже не он. Ведь спокойствие, терпение, выдержка – коренные алешины черты. Потом, в другом рассказе, о другом терпеливце Шукшин скажет: «Это не им одним нажито, такими были его отец и дед… Это – вековое». Но в «Алеше Бесперебойном» такое авторское резюме было бы, наверное, неуместно: тут рассказчик ничего не декларирует – он просто дает наглядеться на Алешу, послушать его внутренний голос, и все становится ясно. Перед нами архетип русского человека. Он работяга, но ему обязательно нужно окно в буднях – и чтобы свет теплился в этом окне: ну, хотя бы одно хорошее воспоминание. Он не ждет милости от судьбы, и сам время от времени налаживает для себя праздник. У него нет претензий к жизни; конечно, неплохо было бы подучиться в свое время – может и жизнь была бы другая, но вообще-то и так сойдет, пусть сын учится, достигает. Он семьянин и самое дорогое для него – дети, хотя и виду не показывает, как он любит детей. Он не чужд прекрасного, и чем дольше живет, тем яснее видит красоту родной земли, тем осознаннее любуется природой. Он добр и покладист по натуре своей, но наступать ему «на любимую мозоль» не рекомендуется – может заартачиться, уйти в себя, а то и хорошенько врезать.